Читать онлайн книгу "Навоз как средство от простуды (хроники пандемии)"

Навоз как средство от простуды (хроники пандемии)
Алекс Кожин


Когда планету поразила эпидемия коронавируса, многие ученые кинулись искать средства от новой заразы. Пробовали лекарства от вшей и глистов, от поноса и от запора. Вот и в деревне Новые Оглобли друзья Женьки Гишгорна решили испробовать обычный навоз для лечения модной инфекции. Оказалось, что народное средство обладает уникальными свойствами и может заменить чуть ли не все на свете лекарства. Но самым удивительным было то, что навоз может влиять на жизнь в соседнем государстве. Это открытие привлекло внимание к Новым Оглоблям сильных мира сего, а друзья попали в череду смешных переделок и приключений. Некоторые персонажи этой правдивой истории выдуманы автором и не имеют отношения к реальным людям.

Содержит нецензурную брань.





Алекс Кожин

Навоз как средство от простуды (хроники пандемии)





Акт первый


Говорят, что два нейрона в чашке Петри способны извлекать квадратные корни. Сам я не проверял, утверждать не буду. Но вот четыре головы, полные нейронов, не смогли точно вспомнить, с чего все началось мартовским вечером високосного 2020 года.

В тот вечер, после рабочего дня, председатель колхоза «Новые Оглобли» Петр Авдеич Тарасенко и мой приятель Женька Гишгорн сидели на кухне в доме у председателя. В гости к ним заглянули студенты местного аграрного колледжа. Все четверо были хорошо знакомы между собой, когда-то давно их связала история криосохранения земляков в колхозном холодильнике, в результате которой Женька на время покинул родину, перебравшись в Израиль*.

Из-за эпидемии нового вируса студенты перешли на заочно-дистанционное обучение и пристроились помогать в хозяйстве Авдеича, где осваивали инновационные методы выращивания зерновых и корнеплодов.

Понятное дело, студенты пришли в гости не с пустыми руками. По дороге они заглянули к бабе Дусе, которая снабжала деревню буряковым самогоном. Водку в деревне пили только на торжествах. На похоронах и свадьбах стол украшали бутылками с водкой, вперемежку с вином и лимонадом. Быстро выпив «украшения», дальше употребляли исключительно самогон, который бабы в сенях разливали в опустевшую тару. Бабыдусин напиток пользовали и в будние дни недели.

Выпив, компания стала обсуждать эпидемическую обстановку в окрестностях. К тому времени в Белоруссии уже появились первые заболевшие и начались ограничения культурно-массовых мероприятий. Между тем, по сообщению телевизора, закладка будущего урожая шла полным ходом, белорусское крестьянство вступило в очередную битву за надои и привесы. Тем не менее, слухи, распускаемые в телеграм-каналах, портили показатели. Вирусная эпидемия неумолимо стучалась в двери: надои падали, поголовье уменьшалось, президент, как обычно, был недоволен.

– Как раньше лечили? – неожиданно вспомнил захмелевший Авдеич. – Грели навоз и заставляли чахоточного дышать этим паром.

– И что, помогало? – откликнулся Женя.

– Если больной не откинул копыта, то помогало – насморк как рукой снимало! – сообщил председатель.

– А больной перед смертью потел? – засмеялись студенты, вспомнив старую шутку.

Возможно, именно в этот момент Женьке пришла светлая мысль испробовать народное средство для лечения новомодного вируса. Ни сам Женька, ни присутствующие этого факта не подтверждают, но и не отрицают. Кроме чувства эйфории в сопровождении повышенной разговорчивости самогон бабы Дуси, как оказалось, сглаживает мозговые извилины, что негативно отражается на долговременной памяти у потребляющих.

Нужно заметить, что если к Жене приходила светлая мысль, он никогда не медлил с ее воплощением.

– Авдеич, а холодильник не занят? – обратился Женька к председателю.

Петр Авдеич, не почуяв подвоха, сообщил, что бывший промышленный холодильник, расположенный вблизи колхозной фермы, свободен и Женька может располагаться там по своему усмотрению.

Найдя помещение для идеи, Женя без промедления приступил к ее претворению в жизнь. В пустующий холодильник привезли несколько бочек из-под солярки. Бочки наполнили жидким навозом, которого в хозяйстве Петра Авдеича было с избытком.

Женька съездил в город и дал объявление в газету. Реклама со слоганом «Навоз родины – богатство всех!» была на первой полосе. Дальше объявление призывало «убить в себе микроба».

Реклама возымела действие: буквально на следующий день «скорая» привезла первого клиента. Врачи, испробовав лекарства от вшей и глистов, которыми в самом начале эпидемии пытались лечить инфекцию, не знали, что дальше делать. Советы же президента Лукашенко использовать баню, водку и трактор медики всерьез не воспринимали.

Пациент – пожилой толстый мужик, закатив глаза, тяжело дышал в машине «скорой». Бледный врач сердито курил. Он не хотел, чтобы больной скончался у него на руках, а ему за это влепили выговор.

Студенты в армейских противогазах, облаченные в костюмы химической защиты, с трудом выволокли дядьку из машины. Пациента погрузили в тачку, в которой Авдеич обычно возил удобрения на свой огород, и потащили в холодильник. Доктор нервно подпрыгнул от этого зрелища, потом плюнул, отвернулся и снова закурил.

Нужно признаться, что сами студенты мало верили в народные средства. Они «лечились» настоями на самогоне, добавляя в спиртное боярышник, коноплю и другие приправы по вкусу. Заправившись с утра для профилактики, они весело проводили свои трудодни. Вот и сейчас их сотрясало от смеха.

Больного, не раздевая, сунули в бочку с головой. Навозная жижа забулькала и выпустила облако неимоверного смрада. Женька с председателем, стоящие поодаль, зажмурились – видение было слегка жутковатым. Над бочкой клубился пар, студенты таращили глаза через круглые стекла противогазов. Картина напоминало кадры из сериала «Во все тяжкие».

Через секунду пациент всплыл. Он хрипел и плевался навозом.

– Три раза, три раза окунай! – закричал Авдеич.

Студенты снова макнули больного в народное средство. А дальше случилось невероятное. Мужик вынырнул, заорал благим матом и стал отмахиваться от студентов, разбрызгивая «лекарство» по сторонам. Бочка неожиданно накренилась, на секунду застыла в воздухе и опрокинулась на бок. Студентов обдало темно-зеленой жижей, залепив им очки. Воспользовавшись заминкой, больной выскочил из бочки и через открытую дверь холодильника рванул на соседнее поле.

– Лови его! – заорал Авдеич.

– Лови его! – закричал Женька.

– Лови его…, – едва прошептал оторопевший доктор.

Студенты кинулись вдогонку. Бежать в резиновых костюмах химзащиты было тяжело. Пациент несся по полю, оставляя за собой облако вонючего пара. Увидев погоню, тракторист, пахавший зябь, резко развернул машину и бросился наперерез беглецу. Но больной увернулся от трактора, перескочил через плуг и скрылся в ближайшем лесочке. Студенты какое-то время еще бежали по следу, потом устали и вернулись обратно.

Авдеич, Женька и доктор все еще стояли с открытыми ртами у распахнутых настежь ворот. Первым пришел в себя председатель. Он деловито махнул рукой, как бы говоря «да и черт с ним» и поручил студентам сбегать к бабе Дусе за ее лекарством.

– Не хватало мне только в колхозе жука навозного, – подвел председатель итоги клинических испытаний. – Будет тут бегать, скот пугать. Доярки и так недовольные чем-то. А где я им лучше возьму!

– Больной этот… нормальный вообще, можно ему доверять? – обратился Авдеич к доктору.

– Был вроде нормальный, – почти прошептал бледный врач, который не мог прийти в себя от увиденного. – Что теперь делать? – воскликнул он, ни к кому, впрочем, не обращаясь.

– Спиши его, как старый комбайн! – неожиданно разозлившись, заявил Авдеич.

Через десять минут студенты притащили самогон и немного закуски. Стаканов не было. Председатель скрутил плафон с лампы на стене, студенты пили из крышек противогазов, Женьке с доктором посуда не потребовалась, они принимали «успокоительное» прямо из бутылки. Пили молча. Произошедшее не укладывалось в голове. Избалованные таблетками, в народные средства почти перестали верить. А тут такое.

После третьей за углом что-то захлюпало, и через секунду оттуда показалось зеленое чучело в сопровождении зловонного облака.

– Халк, Халк! – заорали студенты, указывая пальцами.

– Цыц мне! – среагировал Авдеич. – Не видите, больной вернулся.

– Давай, болезный, присаживайся. Как самочувствие? – обратился он к пациенту.

Больной медлить не стал и быстро влился в компанию. Он даже не закусывал, занюхивая самогон рукавом больничного халата.

Студенты еще несколько раз бегали за бабыдусиным средством. На радостях пили за здравие, за победу и дружбу народов, за что обычно пьют мужики на деревне. Расходились за полночь. Доктор увозил пациента на такси. Водитель долго сопротивлялся, пока больного не засунули в костюм химической защиты, откуда почти не пахло.



*) Эта история описана в книге «Охлажденный и Замороженный», которую можно бесплатно читать в интернете.




Акт второй


После победы над вирусом у одного отдельно взятого больного, друзья остановили клинические испытания. Результат первого опыта был столь ошеломляющим, что новоявленные «вирусологи» не знали, что с этим делать. Один навозный пациент, бегающий по колхозным полям, мог заразить других. Десятки пациентов представляли серьезную угрозу сельхозпроизводству.

– Урожая точно не будет, трактористы разбегутся. Кому пахать и сеять? – вслух беспокоился Авдеич.

– Можно с помощью больных вносить удобрения, – предлагали студенты. – Пусть разносят компост по полям, будет экономия горючего и бесплатные трудовые ресурсы… передовой опыт, нанотехнологии и цифровизация сельского хозяйства… все такое.

Но идея студентов не пришлась по душе председателю, он привык работать по старинке, каждый сезон, сражаясь за урожай. Консервативный был человек Петр Авдеич Тарасенко.

Происшествие на ферме не осталось незамеченным. По городу поползли слухи, несколько телеграм-каналов сообщили о чудесах исцеления. Потом включились бьюти-блогеры и другие онлайн-активисты. Информация стала расползаться, как рваные штаны на жопе.

Через несколько дней, влекомая слухами, к друзьям в холодильник прибыла бывшая Женькина теща, когда-то заведовавшая местной культурой. Теща была человеком энергичным, еще старой советской закалки. Она привыкла поднимать вялую интеллигенцию и союзные массы на субботники, управлять репертуаром театров, колхозной самодеятельностью и кружком юных натуралистов.

Ознакомившись с обстановкой, теща высказала несколько критических замечаний.

– Вы что, долбозвоны, устроили? – строго спрашивала Варвара Васильевна. – Что за скотские условия вы тут развели? Здесь вам что, свинарник?!

Увидев студентов в противогазах и зеленых костюмах химической защиты, которые ведрами таскали навозную жижу, теща зашаталась, схватилась за Женю обеими руками и тихо присела на пол. Нашатыря в холодильнике не нашлось, вместо него Авдеич подсунул женщине флакон самогона, который всегда держал под рукой. Теща чуть отхлебнула, закашлялась, всхрапнула как лошадь, пришла в себя и продолжила обход.

– Вы что, в спа никогда не были? И что это за вонь? Почему так воняет?! – вопрошала бывшая заведующая районной культурой, обходя помещения.

Рассерженный Женька подвел бывшую тещу к бочке и ткнул ее носом в навоз. Не буквально, конечно, на такое вряд ли кто мог решиться.

– Поймите, Варвара Васильевна, мы исцеляем навозом, а он, к сожалению, пахнет. Отходы жизнедеятельности, понимаете? Говны, одним словом, – объяснял Женя.

– Я тебе говны знаешь куда засуну! – вскипела Варвара Васильевна. – Ты мне брось, не такое видала. Если воняет, прими меры. Пусть доктор рядом стоит. Дежурит на всякий случай.

Окрыленная идеей вернуться в профессию на ниве народного здравоохранения, Варвара Васильевна, осмотрев холодильник, немедленно стала командовать. Теща велела оклеить помещения фотообоями с морскими пейзажами, поставить джакузи и фикусы в кадках, организовать аквариум с рыбками, парную и душевые кабины.

С тем Варвара Васильевна и отбыла, обещав вернуться через неделю.

Эту неделю участники эксперимента провели в большом ремонте. Были закуплены и наклеены веселенькие обои. Из областных магазинов выгребли все имеющиеся в наличии ванны-джакузи. Монтировали душевые кабины, унитазы и прочую сантехнику.

Не обошлось без проколов. Как-то утром, придя в холодильник, друзья поняли, что работать лучше в трезвом состоянии.

Накануне вечером Женька с Авдеичем решили поклеить обои. Клей мешали с водой, себя – с самогоном. Через пару часов морской пейзаж на фотообоях стал слегка расплываться, море заштормило, пальмы гнулись и шумели листвой.

– Шумел камыш, деревья гнулись! – оценил пейзаж Авдеич, отойдя от стены на несколько метров.

Не глядя на бушующий ураган, работу закончили. Пошатываясь, сошли на берег, и построившись в кильватер, расползлись по домам. Студенты – к себе, Женька с председателем – отдельно.

Утром стало очевидно, что теща такую работу не примет, а поскольку заказчиком была она, то море с пальмами пришлось переклеить заново, придав пейзажу более трезвый вид, чтобы будущих пациентов не сильно укачивало.

Зато неожиданно упростилась подготовка биоматериала. Помогло наличие в бывшем промышленном холодильнике хозяйственных помещений. В одном из них раньше размещался кулинарный цех. Там нашлась электрическая картофелечистка, протирочная машина, котлы и печи. Все эта техника еще работала.

С помощью картофелечистки удалось гомогенизировать лекарственную массу, которую затем отправляли в пюре-машину, где к сжиженному навозу добавляли люминесцентную краску для лучшего вида и духи «Шанель» для запаха. Духи в трехлитровых банках закупили у вьетнамцев на рынке.

Через неделю работы были закончены и готовы к осмотру. Варвара Васильевна прибыла в обед и приступила к проверке.

Большой зал холодильника был слегка освещен лампами в навесном потолке. Между римскими колоннами в ваннах пенилось подогретое лекарство, опалесцируя в ультрафиолете подсветки. Играла легкая музыка. Сияла стеклом бутылок барная стойка. За стойкой стоял «доктор» в белом халате. Он работал ветеринаром на ферме и был приглашен для просмотра. Студенты пускали дым, который растекался по полу, клубясь белыми облаками.

Все было ровно так, как любит наша новая буржуазия: аляповато, но с претензией на роскошь. В общую приподнятую атмосферу не укладывался только легкий аромат навоза, который не удалось победить даже «Шанелью».

Восхищенная теща захотела немедленно испытать на себе новинку физиотерапии. Была ли она действительно больна, не известно. Проверку на вирус в городе еще не проводили. IQ-тесты Варвара Васильевна тоже не сдавала.

Бывшая заведующая культурой скинула одежды и, оставшись в белье, полезла в ближайшую ванну. Радужная жижа забулькала, вспенилась и поглотила Варвару Васильевну.




Акт третий


Бодренько покинув джакузи, бывшая Женькина теща приняла душ, сходила в парилку и поплавала в бассейне, который устроили из большой облицованной ямы, где раньше квасили капусту на зиму. Запив оздоровительные процедуры порцией коньяка, теща отбыла восвояси.

Опыт купания в навозном джакузи оказался уникальным. После навозной купели Варвара Васильевна продолжительное время смотреть на еду не могла. Кроме некоторого неудобства, это принесло бывшей теще избавление от лишнего веса. Долгие годы Варвара Васильевна воевала с накопленными килограммами. Что только она не делала: сидела на диетах, занималась фитнесом, ворожила на картах – все было бесполезно, тоннаж не уменьшался. Однако вонь, которую не смогла одолеть даже «Шанель», оказалась сильнее всех испробованных ранее средств. Женькина теща, наконец, похудела.

Варвара Васильевна быстро смекнула, что новый подход к снижению веса принесет колоссальную прибыль: клиентов с избыточными килограммами в городе было достаточно. Маркетинг от Варвары Васильевны быстро дал ощутимые результаты. Когда-то работая в райисполкоме, она приобрела необходимые связи. Теща была знакома со многими чиновниками, депутатами и деятелями искусств местного и столичного розлива. Не прошло и недели, как к холодильнику потянулись страждущие.

На отремонтированном здании теперь красовалась новая вывеска: ИЗРАИЛЬСКИЙ ОЗДОРОВИТЕЛЬНЫЙ ЦЕНТР ДОКТОРА ГИШГОРНА.

Гостям не объясняли, когда это Женька успел стать доктором. На стенах купального зала развесили израильские сертификаты, которые студенты скачали из интернета. Если кто-то из гостей и понимал в этих еврейских закорючках, то прочел бы, что Женька окончил ускоренные курсы оказания первой медпомощи, посетил тренинг по психологии, а также получил право управлять транспортным средством пониженной мощности (т.е. мопедом) на территории Израиля. Студенты иврита не знали и выбирали дипломы по красоте картинки.

Варвара Васильевна лично встречала первых клиентов. Она рассказывала посетителям о таинствах здорового образа жизни и угощала смузи из овощей и фруктов. Затем раздетого клиента студенты погружали в лекарственный бульон. Особо привередливых посетителей брызгали освежителем, чтобы не так тошнило. По окончанию процедуры следовал душ, бассейн и тренажеры. Для особых гостей из города приглашали косметолога и массажиста.

В один из дней в Центр прибыла жена одного ответственного чиновника. Толстуха осмотрела лечебный зал и понюхала булькающий в джакузи навоз.

– А ваше лекарство отечественное или импортное? – неожиданно спросила гостья.

– Ммм…, – замычала Варвара Васильевна, не зная, что отвечать.

Нашелся Авдеич, стоящий неподалеку:

– Имеется немецкое средство от голштинских и симментальских производителей, – председатель махнул рукой в сторону ближайших ванн, – а также от племенных израильских производителей*, – при этом Авдеич махнул куда-то в дальнюю сторону зала. – На днях должны получить материал от фризских красно-пестрых производителей из Голландии, – продолжил Авдеич, искушенный в племенном животноводстве.

– А если карантин… карантин не помешает? – озаботилась дама.

– Ни в коем случае, – войдя в раж, рапортовал председатель. – Материал прибудет спецрейсом прямо из Амстердама.

Нужно ли объяснять, что «Амстердам» находился совсем рядом, на скотном дворе колхоза Авдеича. По предписанию властей, для удобрения собственных полей, хозяйства должны получать особое разрешение на утилизацию опасных отходов, к коим относится и навоз. Разрешение стоило дорого, а ходить по инстанциям было некому. Поэтому колхоз Петра Авдеича, как и соседние фермы, были переполненны «лекарством» по самые коровьи соски. В навозе тонула скотина и техника, но преодолеть бюрократические барьеры было почти невозможно. Хитрый Авдеич использовал оздоровительный центр, чтобы бесплатно избавиться от излишков. Председатели соседних хозяйств были готовы платить, только чтобы вывезти лишний навоз.

После первых презентаций, когда поток посетителей стал более-менее постоянным, Варвара Васильевна отбыла в Москву, пользуясь пока еще открытой границей. Встречать гостей поручили студентам. Им напрокат взяли концертные фраки, поскольку других в городе не оказалось. Отсвечивая белыми манишками, студенты одновременно походили на клоунов и на лакеев.

Гости лениво плавали в навозе, парились и много пили. Преобладали нервические женщины, которым, кроме всего, требовался косметический уход, массаж и расслабление. Через несколько дней сил у сотрудников Центра уже не осталось. От переизбытка впечатлений выдохлись все. Женька, Авдеич, студенты и даже ветеринар, исполнявший функцию доктора, были без сил.



*) Перечисленные породы коров действительно существуют, однако в хозяйстве Авдеича разводят отечественных пестро-белых производителей молока и навоза.




Акт четвертый


Эпидемия постепенно охватила весь мир. Ученые и медики в спешке искали лекарства от инфекции, пробуя разные средства. В войну с коронавирусом вступили и российские исследователи. Первого апреля, после долгих раздумий, они предложили использовать холодную эктоплазму для борьбы с вирусом. Прорывную идею ученые почерпнули из фильма «Охотники за приведениями». Когда эти факты были озвучены в СМИ, идея друзей использовать навоз в качестве лекарства уже не казалась такой безумной.

Меж тем работа Израильского оздоровительного центра в деревне Новые Оглобли под Гомелем шла своим чередом. Название Центра пришлось слегка изменить после визита местного участкового. Старое название, как бы указывающее на принадлежность Центра, могло поставить Женьку в трудное положение перед лицом правоохранительных органов. Легко исправив вывеску, друзья превратили заведение в Израильский оздоровительный центр имени д-ра Гишгорна. О том, кто такой этот «доктор Гишгорн», в честь которого назван Центр, друзья особо не распространялись.

Но вернемся к началу. Местного милиционера заинтересовали иномарки, которые курсировали между городом и деревней. Участковый Степан повесил у дороги знак ограничения скорости и спрятался в кустах, выставив перед собой милицейский радар. Но штрафовать нарушителей не удавалось: дорога в рытвинах не позволяла потенциальным донорам превышать допустимые пределы.

Тогда старший сержант развернул свои устремления на 180 градусов, чтобы ловить подвыпивших посетителей, едущих обратно из Центра. Но и эта уловка не удалась, поскольку смузи, которым потчевали пациентов, содержал, кроме овощей, только сушеные травы. К удивлению участкового, несмотря на праздничное настроение, от больных алкоголем не пахло.

Не выдержав искушения, Степан направился к холодильнику, чтобы на месте выяснить обстоятельства. Участковый явился в Центр якобы с проверкой прописки сотрудников и посетителей. Однако, увидев внутреннее убранство купального зала, булькающий навоз и голые коленки доярок, прикрепленных к гостям, участковый поплыл, позабыв о священном долге внутренних органов. Он быстро согласился на предложение пройти курс оздоровления.

Степана раздели, ополоснули в навозе, помыли и в халате доставили в приватный зал для конференций. Здесь его вниманию предложили напитки, закуски и передовую колхозницу Катю.

Молодой участковый быстро расправился с деликатесами, чуть дольше провозившись с дояркой. В это время сюда подоспел Авдеич, который в перерывах еще ухитрялся руководить колхозом. Председатель был знаком со Степаном по сельскому клубу, где оба джентльмена проводили свободное время за игрой в домино и дегустацией самогона.

Заседание клуба перенесли в холодильник, где решили испытать свойства нового напитка, изобретенного председателем. Авдеич, страдая в Центре похмельем, придумал разбавлять полезное смузи самогоном бабыдусиного производства. Каждый по отдельности напиток мог убить здоровую лошадь, однако в смеси один к одному, коктейль обрел невероятные свойства. Напиток слегка пузырился и испускал аромат протухшей капусты, который отбивал даже въедливый навозный парфюм. Как ни странно, пился коктейль довольно легко, оставляя приятное послевкусие горчичной полыни, лебеды и пижмы.

– Скажи мне, Авдеич, что это булькает у тебя в ванне, – спросил любопытный участковый у председателя.

– Это – новационное лекарство, помогает от вируса, бруцеллеза и ожирения, – ответил председатель, уже привыкший к подобным расспросам.

– А как оно лечит? – не унимался Степан.

– Как, как, – отмахнулся искушенный Авдеич, – как вода на курорте. Вот, скажем, в Пятигорске… ты был в Пятигорске, Степан?

– Это где, под Могилевом? – не понял молодой участковый.

– Сам ты под Могилевом! Это Кавказские минеральные воды называется. Лечебная вода, понимаешь? Из земли течет. Сама, – объяснил председатель.

– Сама течет, – удивился Степан, – а чего так воняет, если сама?

– Так и должна вонять, – пояснил Авдеич, – в вони вся сила! Мужеский дух, понимаешь. Вот три богатыря выходили на бой – и немец в испуге бежал. Богатыри-то доспехи месяцами носили, некогда было снимать, мотались в разные концы… такой дух от них шел – вражьи лошади замертво падали. Потом, конечно, татары пришли. Эти вообще не мылись…вот и наступило монгольское иго. Когда поры на теле закрыты, вирус туда не проникает, а микробы от запаха дохнут. Надышатся – и каюк. Вот тебе и лекарство, – продолжил объяснять Авдеич*.

Участковый какое-то время пытался осмыслить полученные сведения, потом хлопнул кулаком по столу и заявил, что все правильно, некогда мужику за работой особенно размываться.

– Какой ты умный, Авдеич, – умилялся милиционер. – Давай еще выпьем! – и подумав добавил. – Может, нам прямо из ванны налить. Там оно светится… и пузырьки, как у шампанского.

– Можно из ванны, – весело кивнул председатель, не чуя беды.

Джентльмены проследовали к бару, чтобы добавить. Авдеич махнул рукой в сторону бутылок.

– Бери стаканы и наливай, я в сортир отойду, – сказал он участковому, отлучаясь.

В туалете председатель долго целился в горло унитаза, промахнувшись, начинал все сначала. Он зажмуривал глаз, чтобы отверстие не двоилось, и снова принимался за дело. Справив наконец нужду, Авдеич вернулся в зал.

То, что он там увидел, трудно описать словами. На полу рядом с джакузи полулежал пьяный в хлам участковый. В руке он сжимал пивную кружку из бара. В жидком свете купального зала было видно, что кружка пуста.

Сделав два шага, председатель обмер и без сил опустился на пол. Халат, который в лечебных целях надели на Степана, был распахнут, а сам участковый милиционер светился ровным светом крашеного навоза.

– Вот же дерьмо! – только и смог выдавить Авдеич, прежде чем потерять сознание.

*) Интерпретация Авдеича фармакологических свойств навоза не совсем соответствует современным медицинским представлениям. Поэтому, я не советую использовать данную лекарственную субстанцию для домашнего потребления. Мало ли что!




Акт пятый


В начале апреля инфекция проникла в самые отдаленные уголки земли. На фоне гуляющего по миру вируса, обострилась весенняя эпидемия психиатрических заболеваний, регулярно поражающая наши родные просторы. Психоз достиг невиданных масштабов. В ответ президент России продлил осадное положение до майских праздников. Глава Белоруссии предложил населению лечиться «дымом и гарью костров».

Жизнь в провинциальном Гомеле, расположенном на границе стран Союзного государства, шла своим неспешным чередом. Троллейбусы по-прежнему ходили по Советской улице, мимо фабрики «8 Марта», где женщины со времен социализма шьют семейные трусы мужской половине человечества в надежде связать ее узами брака. Когда троллейбус поворачивал с Советской на Трудовую, пассажиры видели огромную толпу перед Областным драматическим театром.

Люди часами стояли на площади, чтобы припасть к ногам Новоявленного Степана, в миру бывшего участкового, который теперь восседал на гранитной трибуне монумента Ленина. Степан, подсвеченный изнутри испитым накануне навозом, осенял себя крестным знамением, иногда забывая правильно складывать пальцы и путая последовательность крестных движений. Через всю площадь, закручиваясь в живую спираль, к Новоявленному тянулись страждущие. Оба святых: вождь революции с кепкой в руке и бывший участковый, сияющий как светлячок, представляли комическую композицию, что, впрочем, не останавливало доверчивых горожан, жаждущих бесплатного исцеления.

Эпидемия добралась и до деревни Новые Оглобли. Там пала Красная Москва, прыткая однорогая корова, которая любила прогулки на свежем воздухе. Неосторожно выйдя на скотный двор, Красная Москва оступилась и погрязла в навозе по самое вымя. Плавать животное, увы, не умело.

Дела в Оздоровительном центре шли хорошо. Мелкопоместную публику на подержанных «Фольксвагенах» заменили представители среднего класса на подержанных «Ауди». Нервных дам, желающих похудеть, все больше сменяли солидные представители мужского пола. Этому способствовал пущенные кем-то слух, что купание в коровьем дерьме способствует твердой и продолжительной эрекции.

После смены полов стали меняться и вкусы пациентов Оздоровительного центра, следуя за которыми менялись и подходы к лечению. Смузи стали готовить без фруктов, из сырого картофеля. В большой блендер, бывший когда-то пюре-машиной, ссыпали мытую картошку, добавляли немного свеклы и тщательно перемешивали. В смесь вливали самогона для крепости. Готовый коктейль получил неофициальное название «Авдеич».

Перелом в работе Центра наступил, когда через открытую белорусскую границу в Гомель хлынули изолированные россияне, избалованные пляжами Антальи и красными фонарями разврата на улицах Пхукета. Уставшие от самоизоляции гости жаждали развлечений. Экскурсионная программа начиналась для россиян с Новоявленного Степана. Получив благословение, туристы отправлялись в казино, расположенное тут же на площади Ленина. Проигравшись, гости жаждали нравственного и физического воскресения. Между казино и бывшим холодильником, где размещался Оздоровительный центр, запустили маршрутное такси.

Прибыв в Центр, измученные изоляцией граждане России требовали продолжения банкета. Несмотря на инфекцию, им хотелось праздника и развлечений. Каждый вечер широкие двери холодильника, куда раньше въезжали фуры, распахивали настежь, чтобы пациенты могли любоваться фейерверком. Некоторые, стремясь принять непосредственное участие, выскакивали из джакузи, и, облепленные лекарством, бегали под вспышки салюта по вспаханной ниве. Через короткое время вся нива светилась пятнами люминесцентной краски, которую все больше лили в навоз для улучшения цвета.

Трудно точно сказать, действительно ли навозные ванны обладали целительной силой виагры, или то были последствия коктейля «Авдеич», но клиенты все чаще стали требовать эротического удовлетворения. На время проблему закрыли, пригласив из города девушек с низкой социальной ответственностью, трудившихся в службе эскорта.

Оздоровительный центр постепенно менялся. Тренажеры заменяли подмостками для стриптиза, игральными столами, креслами и диванами релаксации.

– Какую медицину у нас не создай, все обязательно закончится борделем. Рано или поздно, – так прокомментировал происходящее Петр Авдеич.




Акт шестой


В один из поздних вечеров приятели по обыкновению выпивали на кухне в доме у председателя. Женька рассказывал о жизни в Израиле, куда он на время съезжал от разъяренных родственников после неудачи проекта криосохранения белорусов. Авдеич слушал вполуха, не проявляя особого интереса к обитателям пустыни. Уже изрядно выпив, Женька вспомнил сельскохозяйственный кибуц. Он стал увлеченно рассказывать о новейших технологиях и огромных надоях, сведения о которых немедленно поступают в компьютер. Услышав слово «технологии», Петр Авдеич полез глубоко в карман, долго там что-то искал и наконец вытащил старенький потертый мобильник.

– Технологии, – как-то пьяно захихикал председатель, – вот смотри технологии. Сейчас узнаем про наши надои.

Авдеич набрал номер в быстром наборе, включил громкую связь и положил телефон на стол. Потом налил самогона, взял в руку огурец и поднял стакан. Телефон долго гудел, разыскивая кого-то в темноте. Гудки неожиданно прервались и хриплый женский голос произнес:

– Ага…

– Тихоновна, – закричал председатель, – какие сегодня надои?!

Трубка недоуменно замолчала, затем в ней звякнуло ведро, скрипнула дверь и тот же простуженный голос спросил:

– Авдеич, ты что пьяный? Какие надои в два часа ночи!

Тихоновна была женщиной большого размера и формы. Если она распоряжалась на ферме, было слышно на другом конце деревни. В хозяйстве она замещала Авдеича, когда тот запивал, пропадая неделями в алкогольном тумане. Несколько лет назад Тихоновна потеряла мужа, который ушел от нее к прыщавой девице из города. С тех пор Тихоновна возненавидела все мужское, включая быков-осеменителей.

– А в Израиле каждый литр молока в компьютере виден, – повторял слова Жени председатель. – Мы что, хуже евреев! Какая у нас сегодня статистика?

В трубке, видимо, всплеснули руками, и из нее завопил сиплый голос Тихоновны:

– Иди проспись, старый ты пьяница. Вишь, надоев ему захотелось среди ночи. Ты корма закупил, силос вовремя заложил… дыры на ферме, что собаки пролазят – вот какая наша статистика!

Привычный к укорам председатель, выпил, хрустнул огурцом и подмигнул Женьке. А трубка продолжала петь возмущенно:

– Надои, твою мать! Статистика, твою душу! Удумал черт старый среди ночи!

Потом что-то чиркнуло и раздались короткие гудки.

Довольный Авдеич выключил телефон и спрятал в штаны. Потом разлил остатки спиртного по стаканам, чокнулся и выпил за Женькино здоровье. Упрятав пустые бутылки под стол, Авдеич перегнулся через лавку, открыл холодильник и достал спрятанную на черный день водку.

– Говоришь, хочешь посмотреть наши технологии, – заговорил Петр Авдеич, в упор глядя на Женю. – Бери сапоги, пойдем счас на ферму. Увидишь надои своими глазами.

Нужно заметить, что выпивший Женя существенно отличается от трезвого. Во хмелю он гораздо резвее, забывает полученный ранее опыт и традиции своего народа. Женька бездумно скинул туфли, натянул носки на брючины и пошел вслед за Авдеичем в сени искать сапоги. Примерив несколько пар, которые председатель нашел в полутемном углу, Женька вслед за Авдеичем вышел во двор.

На небе в окружении радужного нимба сияла луна. Мигали звезды. Подмораживало. Приятели направились к ферме, придерживая друг друга на скользкой дороге.




Акт седьмой


Аграрное хозяйство Петра Авдеича Тарасенко не рекламировали по телевизору, сюда не приглашали высоких гостей, чтобы показать, как роботы шведской компании «Делавал» доят коров и производят отечественные молочные продукты. Хозяйство было мелкое, роботов здесь заменяли доярки, а от незваных гостей спасала дорога без твердого покрытия, которая большую часть года была проезжей только для тяжелой гусеничной техники. Словом, обычное хозяйство в зоне рискованного земледелия.

От бывшего колхоза Авдеичу достался дырявый коровник, свинарник с конюшней, машинно-тракторная станция и деревня с крестьянами. Начальство посчитало, что превращать бывший колхоз в агрохолдинг нет смысла и забыло о нем. Труженики полей вместе с техникой и животными были предоставлены сами себе и только изворотливый ум и богатый опыт председателя не дали этому хозяйству загнуться окончательно. Выживали с помощью города, куда возили молоко и мясо.

Придерживая друг друга, Женька с Авдеичем кое-как добрели до коровника. Ферма едва освещалась снаружи тусклыми фонарями. Широкие двери коровника оказались заперты и приятели стали по очереди тарабанить по дереву, извещая о своем прибытии. Никто не откликнулся, было тихо, не мычали даже коровы. Председатель нагнулся, пошарил руками у двери, отыскивая ключи. Но ключей нигде не было.

– Сторож пропал, а доярки еще не пришли, – заключил Петр Авдеич. – Пойдем-ка, поищем черный ход.

Спотыкаясь, председатель побрел вдоль кирпичной стены, иногда подсвечивая себе телефоном и ощупывая основание фундамента. Женька двинулся следом, держась за стену и ориентируясь на силуэт выступающей задницы Авдеича, которая виднелась на фоне побелки.

– Нашел! – неожиданно воскликнул Петр Авдеич.

Он согнулся, стал на четвереньки и, чертыхаясь, полез куда-то в черную дырку у самой земли. Через какое-то время дыра осветилась изнутри, и голос председателя позвал Женю следовать за ним.

– Давай, лезь сюда, только осторожней, в говно не вступи, – звал Петр Авдеич, мигая мобильным телефоном.

Женя опустился на четвереньки и сразу почувствовал, что руки утонули в липкой жиже. Пахло навозом. Но отступать было поздно, и Женя полез в коровник. Внутри было душно, густой тяжелый воздух кружил голову. Чтобы не упасть, Женька присел и прислонился к стене.

– Ты тут подожди, я пойду, свет счас включу, – послышался сверху голос председателя. Потом что-то хлюпнуло и зашаркало, отдаляясь, будто слепой водил руками, цепляясь за стены.

Женя задремал на какое-то время. Ему снился сон, словно он на цветочной поляне в кругу странных людей в разноцветных сари, стучит с ними в бубен и распевает. Между людьми бродят коровы с венками из ярких цветов. После каждого куплета все обнимают друг друга и взасос целуют коров.

Окунуться целиком в этот рай мешал только запах, пробивающий насквозь аромат поляны. Было странное чувство, что где-то рядом помойка, откуда смердит. Не давала покоя и мокрая жопа, непонятно как отсыревшая средь цветочного буйства. Женя улыбался во сне и крутил носом, стараясь отвернуться от вони.

Вдруг появилась летучая мышь, нервно трепеща крыльями. За ней на поляну полез ядовитый зеленый туман. Глаза сразу заслезились, захотелось чихнуть. Люди бросили бубны и кинулись врассыпную. Оставшись в одиночестве, Женя побрел наугад в едкой мгле. Неожиданно из тумана выплыло бурое пятно, оно двигалось навстречу, едва касаясь земли.

Женька застыл. От пятна отделилось рыло в противогазе. Сквозь круглые стекла на него смотрели большие, печальные глаза. Женю взяла оторопь, он не мог пошевелиться. Жуткая морда, покачиваясь в тумане, становилась все больше. Видение приближалось…

Неожиданный шорох вернул Женю к жизни. Рядом что-то тяжело дышало и всхлипывало. «Чертова корова», – подумал Женька. Он глянул в другую сторону, куда исчез председатель, но там по-прежнему было темно. Дыхание наступало, булькало и тяжело вздыхало. Под конец кто-то из темноты тронул Женю за лицо чем-то вонючим и влажным.

– Пошла вон, тупая скотина! – испугано воскликнул Женя и отшатнулся.

– Сам ты скотина! – сказала из темноты корова голосом Авдеича.

Оказалось, пока Женя дремал, председатель сделал полный круг в поисках выключателя, обошел коровник и вернулся назад ни с чем. В темноте Петр Авдеич наткнулся на Женю мокрыми руками, видимо, проделав часть пути на четвереньках.

– Куда они свет подевали? – пробурчал председатель, прислоняясь к Жене. – Вечно так: только взялся за яйца – молоко пропало! – повторил Авдеич известное изречение президента.

Петр Авдеич завозился, будто что-то искал, достал сигареты и спички.

– Будешь курить? – спросил председатель, обращаясь в темноту.

Женька промолчал, увиденное во сне не шло из головы. Вспыхнула спичка, осветив ближнее стойло, рога, копыта и четыре грязных сапога, переходящие в ноги.

– Нужно выпить для ясности, – предложил Авдеич. Он снова прошуршал где-то внутри одежды, достал припасенную бутылку, хлебнул и осторожно протянул водку Жене. Женя отказываться не стал, ему хотелось поскорее избавиться от наваждения.

Приятели по очереди прикладывались к бутылке, Петр Авдеич курил, Женька занюхивал рукавом и морщил нос от запаха. «Что за идиотская идея с навозом, кто это придумал, – с ужасом думал он. – Это может привидеться только идиоту у теплого моря под пальмой, когда надоело и море, и чертова пальма, и даже подруга в узком купальнике с грудью шестого размера. Как это вышло, что я купился на такое дерьмо, и сам оказался по уши в навозе».

– Хорошо как, – неожиданно бодро отозвался Петр Авдеич, – хорошо сидим, говорю.

Женя повернул голову в сторону друга, увидел в свете сигареты его простое крестьянское лицо, зажмурился и сделал большой глоток.

– Нужно выбираться, – наконец заключил Авдеич. Он сделал усилие вытащить ногу из жижи, но та крепко держала его за сапог. Председатель снова дернул ногой, оставшись без обуви. Он задумчиво покрутил свободной конечностью в воздухе, подсвечивая себе сигаретой, и сунул ногу обратно в сапог.

– Кажется, влипли, – резюмировал председатель. – Давай, ты попробуй.

Женька без энтузиазма пошевелил ногами, но особого рвения сдвинуться с места не проявил. За это время под его задом образовалась теплая ложбинка, которая согревала задницу через мокрые штаны. Вылезать в таком виде на холод Жене не хотелось.

Возможно, друзья так и досидели бы до рассвета, если бы не кончилась водка. Авдеич вдруг забеспокоился, снова попытался выдернуть ноги из навоза и, поняв, что это не так просто, задумчиво уставился в темную глубину коровника.

– Надо вызывать скорую помощь, – решился председатель.

Он достал телефон, набрал номер в быстром наборе и прижал трубку к уху.

– Кому звонишь? – поинтересовался Женя.

Но председатель перебил вопрос, взмахнув рукой, и громко заговорил в телефон:

– Але, не спите, укурки! Как дела?

Не дослушав Авдеич четко, по-военному закомандовал:

– Так, берете пару бутылок крепкого, только не ваши травяные настои, и быстро на коровник, от главного входа вдоль стены направо ищете дырку… что!… знаете эту дыру, а чего молчали… тут мы застряли… и веревку возьмите покрепче… да не корову, меня надо тащить!

Распорядившись, Петр Авдеич стал объяснять, что в такое время не спят только студенты.

– Есть еще бабы-доярки, но ну их…, – не закончил мысль председатель.

– А сторож где? – спросил Женя, и тут же понял нелепость такого вопроса и очевидность ответа.

«Да, – стал размышлять Женя, – в русском языке вопрос «где?» предполагает простой, в рифму, ответ…и лучше в подобных случаях использовать другие местоимения…к примеру, можно было спросить: А сторож что…? Или зачем? По крайней мере, тогда не услышишь в ответ ругательства».

Размышления Женьки прервали студенты, заглядывающие в дырку снаружи. Они светили фонариком и делились впечатлениями, ловко расставляя матерные восклицания среди междометий. Очевидно, открывшаяся картина плавающих в навозе руководителей произвела на ребят сильное впечатление.




Акт восьмой


С приходом студентов Авдеич оживился и потребовал передать ему бутылку. Укурки, за которыми после истории с криосохранением прочно закрепились прозвища КЛАВА и НЮРА – по надписям на халатах, взятым напрокат у доярок* – присели у стены снаружи, передали бутылку председателю, а вторую открыли сами. Чокнулись через дырку. Забулькало сразу с обеих сторон. Выпив, все закурили и задумались каждый о своем.

– Родилась хайку, – неожиданно встрепенулся КЛАВА и начал декламировать:

У черной дыры во Вселенной

На страже сидит председатель,

Из Бездны доносит навозом!

– Зимою сменяется лето, воняет капустой со склада, и нету конца этой драме! – неожиданно продолжил Авдеич.

Здесь хочется заметить, что совместная хозяйственная деятельность со студентами значительно пополнила словарный запас и расширила границы сознания Петра Авдеича. Студенты тоже не остались внакладе. Пребывание на селе сильно упростило их мироощущение. Беседы о Толстом и Кьеркегоре, которые они вели в городе, заменили разговоры о творчестве писателя Леонида Леонова. Накурившись, студенты вслух читали избранные места из «Русского леса» и спорили о историософии «Пирамиды». Укурки до колик смеялись над литературными потугами московских литераторов, которые, по мнению студентов, деревни в глаза не видели, но брались рассуждать на темы крестьянского быта и земледелия. Сельская нива перепахала и закалила ребят, они очерствели, натрудили мозоли, выращивая коноплю и хлеб наш насущный. Видимо, этим и объясняется их критическое отношение к писаниям столичных «литературоведов».

Наконец стало светать. Доярки, ожидая сторожа, загремели бидонами у дверей коровника. Шалый петух прокричал зарю, хотя все последние дни солнца никто не видел. Серая мгла, закрывая дневное светило, висела так низко, что казалось со стороны, будто туча зацепилась брюхом за громоотвод, колом торчащий из свинарника.

Авдеич швырнул пустую бутылку в грязь, схватился за конец веревки и велел тащить, что есть сил. Студенты выволокли председателя наружу, растолкали сонного Женьку и сунули ему в руки веревку. То ли спросонья, то ли обессилив от едкого запаха, Женька долго не мог удержать скользкий конец в руках, и вытащить его из хлева удалось только с третьей попытки. При этом один сапог так и остался где-то внутри.

Идти домой в одном сапоге было неудобно, и Авдеич решил, что вчетвером они сделают это быстрее. Поддерживая друг друга, друзья отправились домой к председателю.

В домашней обстановке застолье продолжилось. Авдеич еще несколько раз шарил под лавкой, каждый раз извлекая на свет ликеро-водочное произведение бабы Дуси, и лазил в подпол за солеными огурцами. В какой-то момент председатель случайно включил телевизор. Это было ошибкой.

Ветер шумел в пролетах моста, ведущего в никуда – бессмысленного памятника позднего президента. Голосили бабы. Два хмельных гармониста в шапках-ушанках таскали меха в разные стороны. Вприсядку плясали чумные казаки в орденах и медалях. Рядом яростно скакал мужик в тельняшке. Расхристанная баба металась по сторонам. Вылупив в камеру героиновые глаза, кричала в микрофон безумная ведущая. Первый канал России показывал передачу «Играй, гармонь любимая».

Следом за гармонистами, после рекламы, выступала Юлия Розенберг в короткой юбке цвета хаки. Юля палила по сторонам из автомата и, задрав жопу кверху, лезла в дупло миномета. Розовые Юлины трусы отсвечивали блестками в глазах армейского капитана, стоящего рядом.

– Как они смотрят такое? – удивлялся Авдеич.

– Как они до такого дошли? – удивлялся Женька.

В процессе всеобщего удивления на столе зазвонил телефон. Авдеич ткнул в него пальцем, включив громкую связь.

– Ну чего? – спросил председатель, пуская дым во все стороны.

– Авдеич, где тебя носит, старый кобель! – закричал телефон голосом Тихоновны. – Иди скорее на ферму, корова утопла, надо вытаскивать.

– Так и вытаскивай, – засмеялся Авдеич. Ему было весело от самогона, гармонистов и розовых трусов Юлии Розенберг. – Бери трактор и тащи ее на хер!

– Ах, ты ж твою мать! – вскричала Тихоновна и начала матюкаться в телефон, призывая на помощь нечистую силу.

Тихоновна, которая ненавидела все мужское, имела натянутые отношения с механизаторами. Это создавало определенные трудности и в производственных отношениях. Немногочисленные трактористы, оставшиеся в живых после непрерывной дегустации горюче-смазочных материалов бабы Дуси, отказывались подчиняться новоявленной феминистке. В ответ Тихоновна крыла их матом и снижала производственные показатели в ведомости на зарплату.

Поняв суть трудового конфликта, Авдеич приказал передать трубку трактористу. Но тот куда-то успел заховаться, игнорируя вышестоящие указания.

Осознав бесперспективность телефонных переговоров, Авдеич велел трубке ждать и засобирался на ферму. Вместе с ним отправился и Женя. Студенты, сославшись на дела, куда-то свинтили.

В свете дня ферма Авдеича выглядела не лучше, чем ночью. Большой скотный двор был полон жидкого навоза, среди которого в задумчивости бродили коровы. В углу у забора ковырялись чьи-то куры. Среди них нервно разгуливал ободранный петух**.

Петр Авдеич нашел тракториста и принялся руководить спасением утопшей скотины. Механизатор матерился, боясь подъехать ближе к животному и утонуть вместе с трактором. Наконец Авдеич изловчился и накинул петлю на ногу корове, сделал шаг назад, оступился и присел на задницу в навозную жижу. Выругавшись, председатель схватил другой конец веревки и зацепил ею трактор. Тракторист начал медленно тянуть, буксуя колесами в грязи.

Среди шумной возни Женя успел спросить у Тихоновны, стоящей неподалеку, почему в хозяйстве не используют навоз, из которого в Израиле получают биогаз и удобрения.

Тихоновна встрепенулась и, перейдя на трасянку, чередуя русские и белорусские выражения, неожиданно начала вспоминать местного механизатора, который по пьяни зачем-то полез рукою в работающий измельчитель и скрылся там навсегда. Все, что от него осталось – это полупустая бутылка бурякового самогона, которую он дал подержать своему приятелю-шоферу, прежде чем совершить последний в жизни поступок. Как утверждали очевидцы, тракториста вместе с соломой втянуло в широкую пасть машины, где он бесследно исчез.

Колхозный механик вместе с участковым разобрали измельчитель на мелкие части, но кроме дырявой подошвы ничего не нашли. На выходе была лишь мелко порубленная солома. Это явление в деревне причислили к очередному чуду. А чудеса случались в Новых Оглоблях регулярно, особенно в праздники.

– Чэрци яго дакладна забрали, – закончила свой рассказ Тихоновна. Она помолчала, потом махнула рукой и без всякого перехода продолжила: – Яки тут навоз, тут не да яго. Нам бы малака надаиць, да глядзеть, каб каровы не здохли.

Женя, еще не утративший энтузиазма, спросил про надои.

– Якия надои! Каровы па калена у гауне! – расстроенно воскликнула Тихоновна и зашагала прочь.

Авдеич с трактористом наконец вытянули корову из грязи. Привыкшее к такому животное отряхнулось, взмахнуло хвостом и как ни в чем не бывало пошлепало к стаду.

Председатель курил в задумчивости. Женя, у которого еще не пропала решимость постигнуть технологии аграрного производства, предложил сходить на свинарник. Но тот оказался закрыт из-за вспышки африканской чумы.

– А свиньи что? – не унимался Женя.

Авдеич только махнул рукой и предложил вернуться домой, натопить баню, а вечером, как он выразился, «напиться к свиньям».

– Как захрюкаем, так и пойдем ? развил свою мысль председатель.



*) Прозвища НЮРА и КЛАВА так прочно прикипели к студентам, что называть их настоящие имена не поднимается рука. Помимо этого, сами студенты не против, чтобы их так называли при условии, что все буквы имен будут заглавными.



**) Возможно, читатель разочарован нарисованной мною картиной хозяйства Петра Авдеича Тарасенко. Нельзя сказать, что такое хозяйство типично для всей Белоруссии, но и редким его не назвать. Бывший председатель колхоза, став бессменным главой государства, превратил всю страну в один огромный колхоз. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.




Акт девятый


В Лазареву субботу, 11 апреля, Варвара Васильевна вернулась из Москвы в Гомель. Женькина теща была разочарована посещением столицы. Несмотря на связи, ей не удалось осуществить план продвижения навозолечения среди представителей высшего общества. Российская элита, обуреваемая жадностью и страхом, отгородившись от «глубинного народа» заборами, заперлась на дачах, и взломать эту оборону Варвара Васильевна не смогла. А публичные дома, включая театры, рестораны и клубы, где раньше собирались «правильные люди», закрылись на карантин и работали подпольно.

Также сорвался тещин план привлечь к здоровому образу жизни миллиардера Мельниченко, с родителями которого Варвара Васильевна когда-то была знакома. Миллиардер вслед за другими олигархами уединился на собственной яхте. Оборудовав на судне личный госпиталь, Мельниченко пожертвовал больнице Ленинск-Кузнецкого дезинфицирующие средства. Взамен оказанной безвозмездно помощи в размере десяти тысяч рублей Мельниченко поднял тарифы на электроэнергию для жителей России. Про родной Гомель миллиардер, слава богу, не вспомнил, иначе оставил бы земляков без последних трусов производства фабрики «8 Марта».

Приехав в Оздоровительный центр, Варвара Васильевна подивилась произошедшим за время ее отсутствия переменам. К этому времени заведение имени д-ра Гишгорна почти опустело, потеряв большую часть клиентов из-за закрытых границ. Шесты для стриптиза и барные стойки, заменившие спортивные тренажеры, пустовали. Полуголые стриптизерки, не занятые работой, спали в подсобных помещениях. Обессиленный ветеринар дремал на бильярдном столе. Студенты, как обычно, курили у входа в бывший холодильник.

Осмотрев Центр, Варвара Васильевна велела украсить залы лечебницы ветками вербы и пригласить попа, чтобы отслужил молебен. На возражения Жени, что Центр называется «израильским» и отмечать нужно скорее Песах, а не Вербное воскресенье, Варвара Васильевна не реагировала. Она была настоящим коммунистом и вслед за партией резко сменила идеи атеизма на государственное православие. К счастью, священник ехать в здравницу отказался, предпочитая служить богу дистанционно.

Узнав про участкового Степана и снизошедший на него «благодатный огонь», Варвара Васильевна посетовала, что Новоявленного не удалось удержать в лоне Центра.

– Ну, что вы за мудаки-то такие, – жаловалась теща. – Как было можно его отпустить. Это же, можно сказать, дар божий. Чудо, что засранный участковый был освящен, выздоровел и обрел слово. Теперь сидит, гад такой, посреди города и раздает благодать всем подряд бесплатно.

Женька и Петр Авдеич стояли перед Варварой Васильевной, опустив головы. Им было стыдно за промах. Но Женькина теща была женщиной деловой и долго сердиться она не привыкла. Расспросив в деталях Авдеича – единственного свидетеля произошедшего чуда, Варвара Васильевна каким-то образом пришла к выводу, что к исцелению Степана привела смена методики лечения, а именно: наружное средство было одноразово принято внутрь.

– Если крашенный навоз вылечил идиота-участкового, то должен подействовать и на других, – вслух поделилась Варвара Васильевна.

Она по очереди стала разглядывать Женю, Петра Авдеича, ветеринара и студентов-укурков, явно что-то задумав.

– Нееет! Только не это! – выдавил Женя, почувствовав недоброе.

Но Варвара Васильевна уже выбрала сакральную жертву. Суд был коротким и на место нового мученика был назначен полумертвый от усталости ветеринар. Авдеич попытался было заступиться за новоизбранного, мотивируя это необходимостью оздоровления коровьего поголовья, но все его доводы были отвергнуты.

Опытная теща постаралась в точности воспроизвести «путь на Голгофу», который прошел участковый Степан. Сонного ветеринара раздели, ополоснули в навозе, помыли и в халате доставили в зал конференций. Здесь ему поочередно предложили напитки, закуски и передовую колхозницу Катю, которая к тому времени перебралась на работу в Центр, мотивируя это большим окладом и чаевыми.

Ослабевший ветеринар едва сопротивлялся. Он выпил целебный коктейль Авдеича, поковырялся в закусках, а на Катю и не взглянул, привыкнув на работе щупать коровьи соски, а не сиськи доярок.

После всего ветеринара торжественно проводили в большой купальный зал. Стриптизерки и девушки низкой социальной ответственности успели украсить «храм здоровья» зелеными ветками. Студенты нацепили фраки и стали еще больше похожи на клоунов. Избраннику поднесли чашу с лекарством. Жидкость из джакузи шипела и пенилась, распространяя зловоние. Ничего не подозревая, ветеринар залпом хватил целебного зелья, вздрогнул и застыл на секунду. Затем его стало трясти и скручивать. Через минуту коровий лекарь замертво рухнул на пол.

– А Варвара Премудрая взмахнула рукой, обернулась три раза, ударилась оземь… да и убилась нахуй! – скорбно констатировал Петр Авдеич.

– Аминь! – отозвался Женя.




Акт десятый


Эпидемию, напавшую на людей в високосном 2020 году, можно разделить на несколько временных этапов. Началось все со скупки туалетной бумаги. Потом были песни с балкона и котики в инстаграме. Следом настал период, который условно можно назвать «А жизнь-то проходит» или «Психоз, переходящий в уныние». Чтобы побороть негативное состояние населения, президент Лукашенко сообщил, что в Белоруссии ни одна живая душа от коронавируса еще не погибла.

Про всю Белоруссию судить не берусь, но вот в деревне Новые Оглобли, действительно, кроме утопшей Красной Москвы жертв больше не было. Объяснить такую удачу можно обилием навоза в хозяйстве Петра Авдеича Тарасенко, который естественным путем, на сапогах, копытах и колесах, распространяется по всей округе.

Всезнающий интернет сообщает по этому поводу, что на Руси навоз всегда использовали при простуде, бронхиальной астме, зуде и крапивнице. При помощи него снимали жар и лечили ноги, пораженные грибком. То есть, Женька с Авдеичем были не совсем дураками, когда предложили навозолечение для борьбы с новой инфекцией. Все в том же интернете можно найти, что навоз богат аммиаком, сероводородом, антибиотиками и гормонами роста и куда эффективнее соды и уксуса, так популярных в нашем отечестве.

Но давайте вернемся в Новые Оглобли. После того как скорая забрала бездыханное тело ветеринара, сотрудники Центра разошлись по рабочим местам. Студенты суетились в баре. Колхозница Катя в форме официантки, оттопырив груди, заняла администраторский пост у входа. Варвара Васильевна убыла с ветеринаром в надежде, что он все же засияет. Потрясенные Женя с Авдеичем ушли готовить свежую порцию лекарства.

Прелый навоз ведрами черпали из бочек и лили в бывшую картофелечистку для гомогенизации с красителем и отдушкой.

– Может сегодня возьмем красную? – предложил Женька, рассматривая банки с краской.

Авдеич согласился. Из груды банок достали ту, что с красной отметкой. «Краска люминесцентная, акриловая, для наружных работ, 1 кг» – значилось на банке. Согласно этикетке, днем краска должна была светиться красным, а ночью – оранжевым.

– В себя прийти не могу, – не выдержал Женя, – как она могла!

– Что могла? – не понял председатель.

– Пожертвовать ветеринаром.

– Да, – согласился Авдеич, – на ферме без этого нельзя… то запор, то понос.

– У кого понос? – не понял Женя.

– У тракториста! – рассердился председатель и плюнул в чан с лекарством.

Неожиданно буро-зеленая смесь приобрела радикальный розовый цвет. То ли плевок Авдеича так повлиял на лекарство, то ли председатель в задумчивости вылил в смеситель больше чем нужно акриловой красной.

– Цвет какой-то странный, – удивился Женя.

– Сойдет, – пробурчал председатель, – давай, лей «Шанель»!

Друзья влили в картофелечистку пол-литра духов и оставили лекарство «созревать». При постоянном помешивании смесь доходила до нужной кондиции через сутки. После купажа лекарство фильтровали и пропускали через пюре-машину. Другие секреты приготовления целебного зелья авторы мне не раскрыли.

Вернувшись домой, друзья сели ужинать. Женька никак не мог успокоиться, чувствуя вину за насильно «освященного» ветеринара и за то, что позволил бывшей теще использовать лекаря в качестве подопытного образца.

– Да что с нее взять, – оправдывал председатель Варвару Васильевну. – Коммунисты! Привыкли народ доить, а кормить так и не научились за семьдесят лет. Превратили трудящих людей в производительные силы.

Услышав знакомые слова, Женя встрепенулся. Его давно мучил вопрос, почему эти самые «силы» живут в нашем отечестве в откровенной нищете при всех богатствах родных просторов.

– Евреи в песках живут богаче, – стал возмущаться Женя, – а тут всего полно: воды, земли, ископаемых, а такая бедность. Хаты кривые, заборы косые, грязь везде. Как такое возможно? – спрашивал Женя, тыча пальцем в Авдеича.

– Бедность от привычки, – начал объяснять председатель, – привыкли так жить. Деды так жили, отцы… и сын так живет… с кривым забором, в дырявой хате. Откуда народу знать, как жить по-другому. А если кто-то разбогател случайно, или там… работал много и не пропил нажитое, то периодически приходят татары, немцы или большевики и проводят экспроприацию вплоть до угона домашнего скота и поджога дворовых построек. Следующее поколение уже умнее – понимает бессмысленность накопления в условиях нашего быта.

– Вот, к примеру, у моего деда было три лошади и коровы, – продолжал Петр Авдеич. – Деда раскулачили, коров и лошадей забрали в колхоз, где они и померли с голоду. Моя мать, глядя на это, положила на этот колхоз с прибором, пошла в техникум по комсомольской путевке. Всю жизнь бумажки в конторе перебирала. Это тебе не в поле в жару и в холод, не на ферме по колено в говне. Нету у нас стимула работать, а кривой забор глаз не колет. Привыкли мы к кривому забору за тысячу лет.

– А государство на что? – допытывался Женя.

– Государство у нас для власти, – объяснял председатель, – как бы само для себя. Надстройка над обществом. Как при Иване Грозном сложилось, так до сих пор и есть: царь, бояре, стрельцы и холопы. Ну и попы, конечно, – подумав малость, хмыкнул Авдеич, – идеологическая прослойка, чтоб говно за боярами подбирать, да голову холопам морочить.

Председатель подпер голову кулаком и уныло продолжил:

– Живем в напряжении, будто чуем беду из ниоткуда. То одна напасть, то другая… то чума, то холера, то президент едет с осмотром. А хули на эти говна смотреть – давно что ли не видел!

Петр Авдеич закурил и, глубоко затянувшись, закончил мысль:

– Тут даже с похмелья присядешь над ямой по большому делу, а облегчения нет, потому как вечно ожидаешь несчастья. Капец крадется незаметно, вот как сейчас…

Размышления Авдеича прервал мобильник. Звонили студенты, чтобы сообщить, что приехали важные клиенты – столичные мажоры. Четверо парней и девушка после казино, желая лечиться и отдыхать, забронировали Оздоровительный центр на всю ночь. Проблема была в том, что гости не желали купаться в голубом лекарстве, капризничали и требовали «красного крепкого».

Женька с Авдеичем поехали в Центр. После коротких раздумий друзья решили испробовать новосмешанное лекарство. Зелье еще не созрело, но цвет был уже подходящий, розово-красный, как молодое вино.

– Божоле Нуво, – отрекомендовал лекарство Женя, – от лучших производителей. Весенний купаж, снимает усталость, устраняет эректильную дисфункцию, способствует омоложению и похуданию. Рекомендовано практикой ЗОЖ и инструкциями Всемирной ассоциации веганов и сыроедов.

Пока гости сидели в баре, старое зелье быстро слили, заполнив джакузи новым составом нужного цвета. Прибывших погрузили в навоз. Плавая, гости смеялись и пили шампанское. После процедур, приняв душ, молодежь облачилась в халаты и решила устроить себе дискотеку в пустом зале.

Студенты включили музыку и погасили свет. Под потолком крутился зеркальный шар, по сторонам мигали лазеры. Четыре парня и девушка светились. Этикетка на банке с краской не обманула – в темноте мажоры сияли ровным оранжевым цветом.




Акт одиннадцатый


Хорошо отдохнув в Центре оздоровления, молодые мажоры наутро неожиданно обнаружили, что окрашены сиятельным красным цветом, как пасхальные яйца. Акриловая краска не смывалась ни холодной, ни горячей водой, ни мыльной пеной, ни керосином.

Как принято в субпопуляции молодых и благополучных, в трудной ситуации трое парней и девушка принялись звонить и жаловаться родителям, среди которых нужно отметить районного прокурора, депутата и директора суперфосфатного завода. Следует подчеркнуть, что эти родители были и раньше озабочены деятельностью Израильского центра здоровья на территории Белоруссии. Прокурора и депутата Центр волновал как разносчик враждебной идеологии. Они на полном серьезе считали, что Израильский центр уменьшает белорусское население, насаждая разврат и ЛГБТ. Директор завода был далек от идеологии, но тоже был недоволен. Его беспокоил конкурент, предлагающий естественные удобрения вместо производимого им суперфосфата.

Как часто бывает, благородные родители быстренько сговорились. В Страстную пятницу в Оздоровительный центр прибыла прокурорская проверка. В ходе нее проверяющие выяснили, что в Центре не ведется журнал учета отходов и отсутствует навозный паспорт. По результатам прокуратура, которая относит навоз к вредным отходам, возбудила против Центра административное дело за неправильное хранение.

Женька с Авдеичем справедливо решили, что имеет место рейдерская атака на бывший промышленный холодильник и нужно срочно принимать ответные меры.

– Так эти суки и до колхоза доберутся, – с грустью констатировал Авдеич, – им только дай. Ни хера не умеют, только протоколы стряпать кривыми руками… Разорят хозяйство к чертям, народ пустят по миру.

Женька попытался было просить помощи у Варвары Васильевны, но та была занята куличами с яйцами, с помощью которых намеревалась вернуть к жизни ветеринара, пребывающего в коме. Не то, чтобы Варваре Васильевне особенно требовался сельский лекарь, но Женькина теща надеялась с помощью воскресения ветеринара вернуть себе самоуверенность, подмоченную в Москве.

Не получив помощи от тещи, Женя предложил объявить карантин на территории колхоза.

– Перекопаем дороги, народ оденем в костюмы химической защиты, – убеждал Женя Авдеича. – Нагоним такого страху, что ни один прокурор сюда не сунется.

– А по какой болезни карантин? – сомневался председатель. – Чтобы молоко в город возить. Иначе прогорим всем хозяйством.

– Куриный грипп, например, – предлагал Женя, – или чума свиней. Свиней-то на ферме нет!

– Свиней-то нет, болезнь выкосила поголовье, но как-то страшно звучит – чума. Народ и так перепуган, – возражал председатель.

В этот момент к дискуссии присоединились студенты, которые закончили дела в Центре и успели слегка укуриться. Идея карантина им очень понравилась.

– У нас урожай конопли погибает из-за мучнистого червеца, – сообщил НЮРА. – Аграрная наука предлагает собирать эту мандавошку пинцетом. Это дома в горшке можно пинцетом ковырять, а в поле наступает капец конопле… и удовольствию.

Авдеич полез под стол и достал «Справочник бригадира-полевода», которым обычно подпирал шаткую мебель. Он вслух прочел про эпифитотию, то есть эпидемию в царстве растений.

Посовещавшись немного, друзья решили объявить карантин из-за нашествия вшей. Какой конкретно вредитель: вошь лобковая, домашняя или мохнатая – решили не уточнять.

Студенты быстро нарисовали угрожающие плакаты, изобразив на них перечеркнутую вошь. Укурки пользовались краской, которую добавляли в навоз, в результате чего их художества светились в темноте. Вся округа была увешана изображениями усатого насекомого. Жители деревни смеялись и указывали на плакаты пальцем.

– Глядзи, точна бацька! Як пахожы!, – причитали бабы. – И вусы, вусы як у Лукашэнки.

С плакатов на зрителей пялилось отвратительное насекомое.




Акт двенадцатый


Объявив карантин, друзья заперли Центр здоровья и отправились к председателю отмечать праздники. Не глядя на пост и Страстную неделю, сидели допоздна, истощая вино-водочные запасы Авдеича. По ночам, не рискуя нарушить изоляцию, вызывали бабу Дусю, которая организовала в деревне службу доставки.

Петр Авдеич тяжело переживал карантин, понимая трудности ведения хозяйства в условиях изоляции. Однажды, проснувшись утром, председатель кряхтя поднялся, вышел из дома во двор, пнув по пути попавшую под ноги курицу, и направился к колодцу.

«Утопится к чертям собачьим!» – со страхом подумал Женя, увидев хмурого председателя.

Авдеич открыл крышку и спустил ведро на цепи в глубину колодца, зачерпнул воды и начал крутить ручку ворота, вытаскивая ведро.

Было свежо после прошедшего ночью дождя. Легкий ветер шевелил чуть зеленые ветки. Кудахтали куры, ковыряясь в отросшей весенней траве. В ржавой петле скрипел ворот, звякнула цепь. Женька застыл на миг, пораженный глубиною покоя этой сельской идиллии.

Поставив ведро на край бетонного кольца, председатель подставил голову под струю и долго поливал ее ледяной водой. Фыркая и отдуваясь, Петр Авдеич наконец выпрямился и посмотрел на Женю блестящими от воды глазами.

– Знаю одного майора в Гомеле-30. Там у него всякого говна осталось. Наверно и противогазы найдутся. Давай съездим, – произнес Авдеич вполне уже осмысленно.

Друзья быстро собрались, захватив с собой пару бутылок бабыдусиного палева, оставшихся с ночи. Заведя старый «козел» председателя, приятели направились на секретную базу.

Воинская часть №42654, или Гомель-30, была в советское время базой хранения ядерных боеголовок. Предполагалось отстреливаться этими зарядами от наступающего противника. А поскольку враг обычно наступал с Запада, то по плану обороны, все, что находилось западнее Гомеля, то есть вся территория Белоруссии, попадала под обстрел. Ядерные заряды также полагалось пускать по атомным станциям, превратив путь на Москву в радиоактивный ад. Этот план начали разрабатывать еще при Сталине, когда перепуганные советские вожди узнали, что немецкие танки могут достичь Москвы всего за пару недель.

После распада СССР боеголовки вывезли в Россию, а военный городок стал называться Заречьем. Единственным человеком, который здесь оставался верным армии и флоту, был старый майор. На базе он служил завхозом и заведовал продовольственным складом. Никто в Заречье не помнил, как его звать, поэтому называли этого чудака просто «товарищ майор».

Майор своими силами пытался охранять брошенную базу, надеясь, что боеголовки вернутся, и мы снова будем грозить всему миру ядерным кукишем. Но территория была большой, а воры лезли с разных сторон, преодолевая ряды колючей проволоки, рвы и ловушки. Когда из зоны вынесли почти все, майор собрал уцелевшее на складе, запер ворота висячим замком и завел сторожевых псов. Он практически не отлучался, карауля остатки былой мощи Советского Союза. Поток посетителей со временем иссяк, про базу забыли, сторожевые собаки состарились на посту. Майор иногда приходил к складу, проверял замок и смазывал дверные петли.

Друзья приехали в Заречье в обед. Товарищ майор жил в облезлой пятиэтажке на краю единственной улицы военного городка. На ободранном фасаде здания еще виднелся лозунг, начертанный большими буквами. «Мирный атом – в каждый дом!» – такой был юмор у советских военных.

Дернув ручку перекошенной двери, друзья окунулись в густую атмосферу подъезда, где стояла теплая вонь протекающих труб. Оббитую лестницу обступали облупленные стены, когда-то выкрашенные зеленой военной краской. С рыжего потолка на проводе свисала тусклая лампа. Тянуло холодом из выбитого окошка. Дерматиновая дверь с дырой, из которой торчала вата, вела в квартиру майора.

Бывший военный открыл двери и пригласил гостей в маленькую кухню скромной однушки. Он узнал председателя, с которым когда-то заседал в районном совете. Едва поздоровавшись, Авдеич выставил на стол выпивку и закуски. Майор засуетился, то открывая, то захлопывая дверки старого холодильника. Впрочем, эта суета была совершенно напрасной – холодильник майора был пуст, как воронка от бомбы.

Майор был искренне рад гостям, в Заречье к нему привыкли и давно не слушали его страстные проповеди. Он был реликтом холодной войны, чудом уцелевшим после «крупнейшей геополитической катастрофы».

Гости уселись за узким столом в маленькой кухне. Хорошо поддав, майор привычно оседлал своего «деревянного коня» и воинственно замахал «саблей» по сторонам. Он поведал, как когда-то наводил баллистические ракеты на Лондон, Париж и Нью-Йорк, как держал в страхе весь мир, и как его опасались соседние народы.

Не в силах спорить, друзья только кивали головами. Под конец майор перешел к международной обстановке – теме, которая его беспокоила не на шутку. По большому секрету старый вояка поведал, что России больше не существует, поскольку он лично, своими глазами, видел карты, где вместо России нарисован Китай, Финляндия и Польша. Поэтому, утверждал майор, нужно быть наготове.

– Когда за нами придут, мы будем отстреливаться через окна и двери. Живыми мы им не сдадимся, – кипел старый вояка.

Тут Женя сумел вклиниться в монолог и спросил, из чего будем стрелять, когда придут. Майор немедленно замолчал и начал усиленно подмигивать и кивать на старенький телевизор.

Женька понял опасения старого майора и попросил парабеллум. В ответ майор захихикал и, обращаясь к телевизору, громко объявил, что все оружие находится на строгом учете. Женя еще поклянчил, но получил отказ. Здесь в разговор вмешался Петр Авдеич, попросив десяток противогазов, мотивируя просьбу тем, что коров приходится доить в загазованной атмосфере.

– Доярки надышатся, потом болеют и требуют прибавки за вредность, – напирал Авдеич. – А где денег взять, если их нету. Нету денег в нашем народном хозяйстве!

После этого майор смягчился, сообщив, что противогазы на учете не состоят и подлежат списанию, поэтому он может выделить колхозу энное количество. Выпив на дорожку, все отправились на секретный склад.

Узкая бетонная дорога привела сначала к шлагбауму, на табличке которого еще остался угрожающий запрет курить, болтать и отправлять естественные потребности. Затем были ворота в окружении дотов с пулеметными прорезями посередине. Наконец, подъехали к низкому бетонному ангару. Майор выскочил из машины, повозился с замком и распахнул железные двери. Помахав рукой, он указал внутрь здания. Друзья въехали, майор запер двери и включил тусклый свет. Ангар пустовал, только рельсы с кран-балкой ржавели в тишине.

Майор повел гостей куда-то вглубь помещения, отворил неприметную дверь и начал спускаться по железным ступенькам. Друзья последовали за ним. Лестница привела в небольшой коридор, откуда выходили крашеные железные двери с засовами. Майор позвенел связкой ключей, открыл одну из дверей и пригласил следовать за ним.

Друзья оказались в большом зале со стеллажами. На полках лежали респираторы, противогазы, костюмы химической защиты и другие резинотехнические изделия. Кое-где резина уже истлела и слиплась, образовав густую зеленую массу, из которой на гостей таращились страшные стеклянные глаза.

Авдеич вздрогнул и перекрестился. Майор стал показывать, что где лежит, где какие размеры и формы. Женя с председателем выбрали несколько сравнительно новых респираторов, взяли парочку противогазов и общевойсковых защитных костюмов. Майор расхаживал среди полок, демонстрируя свои богатства и расхваливая всю эту резиновую муть.

На одной из полок Женя заметил противогазы странной формы с удлиненными рылами. Подошедший майор стал объяснять, что эти комплекты предназначены для лошадей.

– А что, в войсках и лошади есть? – поинтересовался Женька.

– И лошади есть, и кони, – пояснил майор, – тягловая сила на случай ядерного удара противника и отказа электрооборудования. Тогда впряжем коней для подвоза боеголовок к пусковым установкам в зоне поражения. У вероятного противника все несомненно откажет после нашего удара, все их вычислительные машины и лазерные прицелы. А мы на лошади заряд доставим, вставим куда надо, топливо пиропатроном зажжем и херак по Флориде, только ее и видели.

Зачем бомбить именно Флориду майор не объяснил. Возможно, теплый климат, пальмы и океанский пейзаж вызывают у бывшего вояки, живущего в нищете среди темного леса, ненависть от чувства собственной неполноценности.

С облегчением покинув секретный объект, друзья загрузили добытое снаряжение в машину и отправились обратно на ферму.




Акт тринадцатый


По прошествии же субботы, на рассвете первого дня недели, пришла Мария Магдалина и другая Мария посмотреть гроб. И вот, сделалось великое землетрясение, ибо Ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба и сидел на нем. Вид его был, как молния, и одежда его бела, как снег. Устрашившись его, стерегущие пришли в трепет и стали, как мертвые. Ангел же, обратив речь к женщинам, сказал: не бойтесь, ибо знаю, что вы ищете Иисуса распятого. Его нет здесь – Он воскрес, как сказал. (Евангелие от Матфея, Гл. 28).



В воскресенье, на Пасху, Варвара Васильевна, собрав в корзинку куличи и крашеные яйца, поехала в больницу навестить ветеринара. Все дни, прошедшие после госпитализации сельского лекаря, Варвару Васильевну мучила совесть. Ее томили предчувствия и было страшно, что в погоне за славой и деньгами она заставила коровьего доктора испить навозу.

Христофора Венедиктовича – так звали лекаря – в деревне окрестили ХВ. Это имя пошло от сокращения диагноза, который обычно ставил ветеринар местной скотине. «Хуй ведае, што з ею робится!» – часто повторял Христофор, глядя на больную корову. Звать ветеринара на две буквы было удобнее, чем выговаривать его имя и отчество. Фамилия же его давно затерялась в пыльных бумагах колхозной бухгалтерии.

Варвара Васильевна быстро взлетела на третий этаж и распахнула двери палаты. Койка больного была аккуратно застелена и пуста. На крики Женькиной тещи прибежал санитар. Он таращил глаза и разводил руками не в силах объяснить, куда подевался ветеринар. Дело в том, что третий этаж больницы занимало отделение для душевнобольных. На окнах здесь были решетки, двери палат открывались только снаружи, на выходе в коридор дежурили санитары. Но из-за эпидемии отделение пришлось переоборудовать, распустив нездоровых духом людей по домам. Стараниями Варвары Васильевны ветеринару выделили отдельную палату.

В пасхальное воскресенье врачи и медсестры отсыпались. Оставшиеся на дежурстве санитары пребывали в недоумении. Переполошив всю больницу, обыскав отделения и палаты, Христофора не обнаружили. Пребывавший в коме ветеринар воскрес без следа.

Варвара Васильевна лично принимала участие в поисках. Вконец измученная теща сама добралась до подвала, где находилась прачечная, кладовая и другие вспомогательные службы больницы. Обшарив все углы, Варвара Васильевна наткнулась на человека, одиноко сидящего на груде нестиранного белья. Ног его касался луч света, бивший из подвального окошка под потолком. В этом свете можно было разглядеть, что человек был запущен, давно не стрижен и, возможно, не трезв. Когда-то белый халат его от времени пожелтел и покрылся бурыми пятнами.

Незнакомец взглянул мутноватыми глазами на Варвару Васильевну, и открыл было рот, чтобы что-то сказать. Но кроме хрипа ничего из него не вышло. Тогда человек пошарил где-то в складках халата, достал бутылку портвейна, глотнул из горлышка и протянул вино Варваре Васильевне.

Перепуганная Варвара пить отказалась, замотав головой.

Тогда человек снова приложился к бутылке, после чего вытер губы рукавом и неожиданно заговорил хрипловатым натуженным голосом.

– Христос Воскрес! – вымолвил человек. – Не бойся меня, женщина. Вот выпей вина и давай поцелуемся.

Изумленная теща только глазами моргала. Голова у нее закружилась, и она тихо присела на пол.

– Ты видно немая, – наконец догадался человек и строго спросил. – Из какого отделения?

Но Варвара Васильевна только мычала в ответ, не в силах вымолвить слова. Ей показалось, что человек вдруг воспарил над кучей несвежего белья и, не касаясь пола, приблизился к ней вплотную.

– На-ка, милая, смочи горло, – ласково произнес человек, глядя прямо в глаза Варваре Васильевне.

Не в силах противиться этому взгляду, Варвара мертвой рукой приняла вино и сделала глоток. Дешевый портвейн сразу ударил ей в голову, все вокруг замелькало, и тьма опрокинула Варвару Васильевну навзничь.

Очнувшись, Варвара увидела, что луч света исчез, подвальное окошко посерело от сумерек. Было тихо, только дальний шум улицы свидетельствовал, что город жив и движется куда-то в своем обычном вечернем русле.

Варвара Васильевна стала озираться по сторонам, повернув голову, она различила на фоне светлой стены гору белья и давешнего человека на ней.

– Скажите, вы ангел? – едва разлепив губы, спросила Женькина теща.

– Конечно, ангел, – ответил человек, – работаю здесь оператором стиральных машин на полставки.

Варвара Васильевна застыла, вглядываясь в ангела, не в силах оторвать взгляд.

– Если ты избран, что же ты здесь… в подвале? – спросила Варвара, рукой обводя окружающее пространство.

– Милая, избранных нет! Одни назначенцы кругом. Царь назначен, придворные, писатели, юмористы, даже зрители в зале. Избранных не осталось, настоящие поэты истлели вместе с бумагой, на которой писали. Остались клерки да письмоводители – неодушевленные предметы!

– А как же бог? – спросила изумленная Варвара.

– Бог умер, – пропел ангел. – Он мертв! Но еще много лет людям будут показывать тени его – на досках и в золоте. Забудь про бога. Живи своей жизнью!

– А как же Христос Воскрес… и Пасха? – не унималась Варвара.

– Так он и правда воскрес, ты сама это видела, – улыбнулся незнакомец.

– И что же мне делать? – не сдавалась Варвара Васильевна.

– Пойди, милая, туда, где предала и опоила его, там и отыщешь! – промолвил ангел.

Изумленная Варвара Васильевна как-то ухитрилась подняться с пола, на дрожащих ногах, держась за стену, она покинула помещение. В голове у нее все путалось. Не помня себя, она остановила машину и спросила везти ее в Новые Оглобли к бывшему колхозному холодильнику.

Водитель вывез Женькину тещу из города и, сверяясь с навигатором, повез по пыльной дороге через поля. Впереди уже светились окна деревни, когда шофер остановил машину. Дальше дорога была перекопана.

Варвара Васильевна вышла, расплатилась и пошла по дороге к деревне. Она не ведала про карантин, противогазы и костюмы химической защиты. На середине пути из кустов ей навстречу вынырнули две тени. В противогазах и резиновых плащах до земли они раскачивались по сторонам. Стеклянные глаза их горели закатным огнем, отражая дневное светило, сходящее за горизонт.

Варвара Васильевна ойкнула, схватилась за бок и повалилась на землю.




Акт четырнадцатый


В третий день Светлой седмицы, 22 апреля, в Гомеле православные совершали очередной крестный ход вокруг собора Петра и Павла. В нашем с Женькой советском детстве собор служил безбожникам планетарием. Здесь мы смотрели на звезды и любовались восходом солнца над речкою Сож. После того как вера сменилась, тут служат другому богу.

Впереди верующих шествовал бывший участковый, теперь Новоявленный Степан, который светился особенно ярко в эти пасхальные дни. Степан уже пообвыкся с ролью мессии и даже было согласился занять место в усыпальнице князя Паскевича, куда его собирались пристроить церковные иерархи, дабы не мешал пастырям окучивать паству. На беду, официального обряда упокоя живьем еще не придумали, поэтому легально уложить Степана во гроб не было никакой возможности. Пришлось с ним мириться, тем более что Степан привлекал толпы поклонников, желающих видеть такое чудо. Верующие приезжали из Ветки и Жлобина, чтобы упасть в ноги бывшего милиционера.

Вслед за Степаном шествовали священники, православные активисты, передовики производства и казаки, которые остались в Гомеле со времен осады города запорожцами в ходе русско-польской войны 1654-1667 годов.

Крестные ходоки, выйдя за ограду парка, направились к памятнику Ленину, который гранитным столбом возвышается над главной площадью города. В это время с другой стороны площади к Ленину устремилось шествие коммунистов, желающих в день рождения Ильича возложить гвоздики к подножью вождя революции.

Одновременно прибыв к памятнику, два шествия застыли в нерешительности. Силы были примерно равны: с одной стороны верующие во главе со Святой Троицей; с другой – тоже верующие, вооруженные всесильным учением Маркса – Энгельса – Ленина. Уступать никто не хотел. Православные грозили соперникам хоругвями, крестами и иконами; коммунисты отвечали красными флагами и лозунгом «Мы шагаем ленинским курсом!». Не выдержав напряжения, адепты обеих религий смешались, совершая свои традиционные обряды.

После ритуала коммунисты направились в парк на субботник, православные – убираться в храме. Говорят, что вечером представители обеих конфессий жгли костры на другом берегу Сожа, распивали напитки, танцевали и лезли купаться. Но это досужие сплетни.

Не в пример городу в Новых Оглоблях юбилей вождя пролетариата не отмечали. Несмотря на прошедшие годы, здесь еще помнили продразверстку и коллективизацию. Как только кончился коммунизм, Ленина, вылепленного местным художником из глины и палок, сняли с постамента и задвинули в угол к сараям.

Вследствие карантина вялая деревенская жизнь совсем замерла. Сельский магазин опустел ввиду невозможности подвозить продовольствие через перекопанную дорогу. Селяне стали ездить за продуктами в соседнюю деревню, проложив новый путь через поле. Тракторист ежедневно перекапывал новую «трассу», но через час ее снова протаптывали оголодавшие труженики полей и ферм. Несмотря на собственные огороды, питаться из магазина было привычней.

Весенние полевые работы в колхозе продолжались в обычном неспешном ритме, доярки по-прежнему ходили на ферму. Сильно прибавилось дел бабе Дусе из-за выросшего спроса на очищенный буряковый. Дуся работала в три смены, едва успевая доставлять заказы.

Все последние дни, начиная с воскресенья, Варвара Васильевна была заперта в пустующем Центре здоровья. Студенты, облаченные в средства индивидуальной защиты, обнаружили бездыханную женщину среди поля. Ничего не придумав, они дотащили бедную тещу до холодильника и оставили там, намереваясь сообщить о находке Женьке и председателю. Но по пути им встретился конюх, который завлек их к себе, соблазнив запасами «бурякового крепкого». Поддавшись искушению, студенты забыли про Варвару Васильевну.

Очнувшись к вечеру воскресенья, Варвара стала ломиться в двери и окна, что было совершенно напрасно в силу решеток и крепких замков, на которых она в свое время и настояла, опасаясь разглашения секретов навозолечения. Через решетку окна Варвара Васильевна разглядела плакат с перечеркнутой вошью, предупреждающий о карантине. «И сюда дошла эпидемия», – решила она. Простим бывшей Женькиной теще неведение. В ту пору еще мало кто мог отличить нарисованный вирус от изображения растительной вши, а плакаты, сделанные студентами наспех, представили насекомое карикатурно, с подрисованными усами.

Поняв, что выхода нет, Варвара Васильевна посчитала припасы. В баре осталось немного ликера и водки, в холодильнике – старый салат и половинка тортика. Вода была в кране. Джакузи заполнены доверху.

Занявшись фигурой, Варвара Васильевна с пользой провела понедельник и вторник. В среду припасы закончились. В избытке остался только навоз. Памятуя о судьбе ветеринара, голодная Варвара долго пыталась пересилить себя. Но голод не тетка. Изможденная Варвара взяла кружку со стойки и зачерпнула огненное зелье. Лекарство мерцало оранжево-красным акриловым цветом.

Варвара Васильевна выдохнула и поднесла кружку к губам.




Акт пятнадцатый


В следующую субботу Белоруссия во главе с президентом вышла на субботник. Комсомольцы из Союза молодежи БРСМ поехали в колхоз Петра Авдеича Тарасенко, чтобы проконтролировать ход работ. Упершись в перекопанную дорогу, активисты выгрузились из микроавтобуса и пошли пешком через пашню. Приезжие шли наугад и случайно вышли к Центру здоровья, закрытому по случаю карантина. Вокруг было пусто, только воробьи копошились в куче засохшего навоза, который студенты случайно расплескали, не донеся до джакузи.

Потыкавшись в запертую дверь, комсомольцы замерли в предвкушении. По их понятиям каждый ответственный гражданин, включая детей и беременных, должен был в этот день не покладая рук убирать территорию, копать ямки или, по крайней мере, красить скамейки. Отсутствие людей на субботнике молодые активисты восприняли как национальное предательство.

Молодые люди стали звонить куда надо, чтобы сообщить о беспорядках. Некоторые достали мобильные телефоны и стали протоколировать отсутствие энтузиазма. А отдельные комсомольцы злорадно улыбались, предчувствуя соблазнительный разнос, который устроят руководителям этого безответственного места.

В самый разгар «контрольной закупки» и составления протоколов за решеткой в окне показалась отвратительно красное пятно с налитыми глазами. Рожа забулькала, пуская радужные пузыри, и вслед за этим высунула наружу безобразную руку, походившую на гигантскую псевдоподию.

Комсомольцы застыли не в силах сдвинуться с места. Выпучив глаза, они пялились на это явление.

– Амеба какая-то! – высказался один активист, видимо, имеющий представление о школьной биологии.

– На рака больше похоже, – отозвалась девица, стоящая рядом. – Наверное, в пиве варили. Глаза-то как выпучило… и клешней махает.

Ракообразное меж тем начало фыркать и отплевываться. Потом сделало попытку продрать глаза с помощью этой самой клешни.

Нужно ли объяснять, что все мобильники активистов были прикованы к этому невероятному зрелищу. Одна бьюти-комсомолка даже начала стримить все в свой популярный блог, интерпретируя происходящее в стилистике фантастического сериала «Война миров».

Оценив фотосессию по-своему, «амеба» в окне скрылась из виду.

– Побежало к зеркалу причесаться, – высказал предположение кто-то из комсомольцев.

– И маникюр пошла сделать, – добавила бьюти-блогерша. – Надо же! Пришельцы, а сидят на какой-то помойке. Нет чтобы в город приехать, посетить аттракцион в парке культуры.

Через короткое время существо снова высунулось в окно. После умывания оно оказалось Женькиной тещей Варварой Васильевной, только покрашенной акриловой краской. Варвара Васильевна умылась и придала себе более достойный вид. Вместе с видом к ней вернулся и голос, хотя булькающие нотки еще пробивались в ее зычном голосе.

– Эй, долбозвоны, что стоите как камни, – отчетливо произнесла из окна говорящая голова Варвары Васильевны, – идите-ка сюда и откройте ворота.

Активисты не сдвинулись с места. Резкая перемена смутила поборников коммунистического труда.

– Вашу мать, дятлы тупые, вы по-русски не понимаете! – заругалась тещина голова. – Говорю вам: двери откройте!

Комсомольцы шарахнулись по сторонам, испуганно озираясь.

Тут Варвара Васильевна видно не выдержала. Длительное заточение обернулось для нее резким похуданием и нервным срывом.

– Ах вы ж жопы кривоногие! А ну идите сюда, я вам фитиль вставлю в зад! – завопила Варвара. – Не понимаете, с кем имеете дело? Я вас, проституток, так отымею – век не забудете!

Комсомольцы не двигались. С одной стороны, они, конечно, привыкли выполнять вышестоящие указания; с другой – уж очень сомнительно выглядело существо за решеткой: ни галстука, ни делового костюма, ни надлежащей прически.

Нужно заметить, что молодые активисты представляли себя будущими руководителями народного хозяйства, они уже научились слушаться старших коллег и давать указания подчиненным. Но сейчас они никак не могли решить, в какую из категорий зачислить краснорожее явление в окне. Существо, конечно, выглядело ужасно, однако при этом командовало привычным языком вышестоящей бюрократии.

Варвара Васильевна поняв, наконец, сомнения молодых активистов, сменила тактику, а гнев на милость. Она выбрала в стаде самого перепуганного комсомольца и обратилась к нему напрямую.

– Иди-ка сюда, миленький, – стала звать Варвара Васильевна. – Как тебя звать, мое солнышко? Иди, что скажу по секрету.

Резкая смена тона нисколько не обрадовала комсомольцев. Несмотря на молодость, они уже прошли школу внутривидовой борьбы и набрались опыта в палатках летних лагерей. Комсомольцы могли управляться с помощью одного языка и обладали недюжинной ягодичной хваткой. Сдвинуть их с места было непросто.

Когда Варвара Васильевна убедилась, что имеет дело не с олухами царя небесного, присланными из города перебирать картошку, а с продвинутыми карьеристами, она поняла, что нужно делать. Варвара сама когда-то прошла тернистым партийно-профсоюзным путем и знала подходы к активу.

Пользуясь опытом, Варвара Васильевна деловым тоном сообщила, что является представителем областного профсоюза работников здравоохранения, что прибыла с целью контроля, но по неосторожности захлопнула дверь и была подвергнута окрашиванию неизвестным составом. В своей речи она упомянула близкое знакомство с несколькими известными в городе фамилиями, не упустив поделиться фактами из своей биографии.

Здесь комсомольцы наконец осознали, что имеют дело вовсе не с потусторонней формой партийной организации, а с представителем местного руководства. Однако двери морозильника были заперты на замок, и пришлось вызывать слесаря, чтобы освободить пленницу.

Вместе со слесарем на место прибыли и «ответственные работники», включая Авдеича, Женьку и студентов-укурков с ключами. Председатель колхоза, быстро поняв последствия отсутствия на субботнике, объявил, что незваные гости находятся на карантинной территории и подлежат немедленной изоляции. Комсомольцев отвели в зал конференций, студенты были посланы к бабе Дусе за самогоном, а обессиленную Варвару Васильевну колхозный шофер отвез в больницу, где ее поместили в ту же палату, откуда ранее воскрес ветеринар.




Акт шестнадцатый


Тяжелая сырая туча, висевшая несколько дней над полем, ночью осыпалась холодным ливнем. Дождь то затихал, то, словно очнувшись, стучал по карнизу и хлестал в окна. К утру вся туча вытекла и растаяла, дождь прекратился. Над полем, спускаясь к реке, повис туман. Из деревни было не различить, пар ли стоит над водой, или это шальная черемуха опадает белыми лепестками. Где-то за речкой глухо бухнул колокол. На ферме замычала корова. В Новых Оглоблях начался новый день.

Наспех выпив чаю, Женя с Авдеичем поехали в холодильник. Пришло время вывозить комсомольцев обратно в город. Все эти дни активисты «оздоравливались» в карантине. Способность молодых людей поглощать спиртные напитки оказалась выше производственных мощностей бабы Дуси. К этому дню деревня была полностью осушена и перешла в режим «трезвого образа жизни». Это грозило чрезвычайными последствиями на предстоящих майских. Трудящие в лице землепашцев, конюха и деревенского агронома жаждали похмелиться после поминовения усопших в прошедшую Радуницу.

Чтобы не провоцировать конфликт с местным населением, сонных комсомольцев загрузили в открытый кузов старого ГАЗа. Женя вызвался сопровождать активистов до их штаба в городе. В дороге комсомольцев растрясло и проветрило. Молодые люди, словно черви, полезли из кузова, когда машина прибыла на место.

Женя отпустил машину, а сам через площадь отправился в парк. Старый парк на высоком берегу Сожа – украшение Гомеля. Кроме дендрария здесь находится дворец Румянцевых-Паскевичей, собор Петра и Павла и пара черных лебедей в пруду у фонтана.

Женя прошел по аллее вдоль Киевского спуска, перешел через овраг и оказался у пешеходного моста, который стрелой летит через Сож и упирается в пляж на другом берегу. Женька вышел на середину моста, постоял, опершись на перила и глядя вниз на мутную воду. Желтый пляж на другом берегу по весне еще пустовал. Вдали по железному в решетках мосту прогрохотал товарный поезд. Вскрикнула чайка, падая вниз к самой воде.

В нашем детстве пешеходного моста еще не было. На воде, куда от площади сбегает Киевский спуск, размещался деревянный дебаркадер и несколько железных причалов, откуда вверх и вниз по реке сновали пароходики, возившие детей в пионерские лагеря по обе стороны города. Со временем причалы исчезли, детские лагеря закрыли после Чернобыля, а набережную залили бетоном.

Полюбовавшись открывшимся видом, Женя решился проведать бывшую тещу, которую поместили в Первосоветскую больницу на краю парка. Часы были не приемные, но те, кто знал, как просочиться на третий этаж, без труда проникали в бывшее отделение для душевнобольных.

Женя отворил двери палаты и с изумлением обнаружил у кровати больной свою первую жену. Выхода не было, бежать было поздно. По отдельности Лиза и Варвара Васильевна были терпимы, вместе – взрывоопасны.

«Бедная Лиза» – так прозвали Женькину супругу их общие знакомые – не очень походила на свой книжный прообраз. Она была бледной костлявой девицей с литературными наклонностями. Как часто бывает среди детей ответственных работников, выросшая в достатке, Лиза была девушкой вялой, вовсе не похожей на пробивную мамашу, которая как сорняк, поднялась от самой земли. Окончив Московский институт культуры и не найдя достойного мужа в столице, Лиза вернулась в Гомель к матери. Здесь, у случайных друзей, она познакомилась с Женей и от страха остаться одной, вышла за него замуж. Семейная жизнь была недолгой из-за назойливого присутствия тещи. Порой Женька не понимал, на которой из них он женат. Бабы «пили из Жени кровь», и он, не выдержав, развелся и ушел жить в общежитие маляров.

К этому дню Варвару Васильевну отмыли от краски, бледная теща с «химией» на голове возлежала на высокой кровати. Рядом, сжавшись пружиной, присела бедная Лиза. Обе женщины были рады покончить с взаимными упреками и переключили внимание на вошедшего Женю.

Поняв, что насилие неизбежно, Женька покорно опустился на стул и отключил свои сенсоры. Претензии женщин проходили насквозь, почти не оставляя следа в его голове. Через какое-то время до Жени вдруг дошло, что бывшая требует компенсации за потерю невинности. Варвара же Васильевна обвиняет его в своей утраченной молодости, которой она пожертвовала ради всеобщего счастья. Отпираться было бесполезно, Женя быстро согласился компенсировать дамам их материальные потери и с облегчением выскочил вон.

Женька шагал через парк, вспоминая, как он попался в этот семейный капкан. На главной аллее, окруженной дубами, Женя нос к носу столкнулся с дядей Жорой – своим старым знакомым.

Дядя Жора был то ли румыном, то ли цыганом. Какое-то время назад Жора женился на еврейке и вслед за супругой выехал на постоянное жительство в Израиль. Там он сторожил какой-то офис, а в перерывах занимался мелким разбоем. Из-за пандемии Жора застрял в Гомеле, приехав сюда, чтобы перевезти родственников в Землю Обетованную.

Жора предложил Женьке зайти в ближайшее кафе. Присев за столик, оба стали вспоминать прошлую жизнь и общих знакомых. Под впечатлением встречи с бывшей женой Женька жаловался на обстоятельства. Дядя Жора кивал, соглашаясь.

– Дурные бабы – страшное дело, – заметил вдруг дядя Жора, – а феминистки – это вообще полный абсурд!

– Феминистки? – не понял Женя.

– Феминистки с харассментом, – пояснил продвинутый Жора. – Эти бабы любого президента могут легко засадить. Помнишь Клинтона? Или вот, тоже история: приходит какая-то баба со своим адвокатом в газету и сообщает, что давным-давно президент Кацав ее домогался, и Мойша легко получает семь лет тюрьмы. Может потом плакать и кричать, что его подставили. Ну, не чудо ли? Любую скотину мужского рода можно теперь оприходовать, даже если он член из ширинки еще не достал. Бабы совместно с зоозащитниками – это страшная сила, – поучал Жора. – Вот петух гонится за курицей, чтобы ее оседлать, как природа велит – а это уже насилие! Или, к примеру, конь высунул хрен до ветру, похвастать перед кобылой – а это уже домогательство! Вот где перспективы: сделать обрезание всему мужскому естеству вплоть до устрицы! Только вынул – раз! Серпом по яйцам! Запомни, Женя, бабы нас еще отымеют, отплатят за все.

После этого заключения дядя Жора глубоко задумался и впал в прострацию. А Женька тихо сидел за столиком, потрясенный широтой Жориного кругозора и разнообразием выражений родной речи. Женская привязанность вкупе с алиментами долго держали Женю за причиндалы, стесняя свободу перемещения. Кому, как не ему, было не знать «силу любви» слабого пола.

Расставшись с Жорой, Женька вернулся в парк и бродил здесь в темных аллеях, среди вечных дубов, зеленеющих кленов и рыжих белок, скачущих между древ. Оставалось совсем немного до той чудной поры, когда здесь, на спуске к воде, распустится белая акация и напоит медовым ароматом весь парк, соседнюю площадь и окружающую природу.




Акт семнадцатый


Несмотря на эпидемию, президент Лукашенко решил провести 9 мая парад. В Минск пригласили руководителей союзных государств, чтобы пройти в праздничной колонне. Массовку решили расширить обязательным участием городов и весей.

В Новых Оглоблях получили разнарядку выделить на парад одного ветерана (не моложе 70-ти лет); трех лошадей с телегами, символизирующими тяготы войны; автомобиль старый, как символ победы; а также пеших участников, символизирующих единство Армии и Флота. Согласно циркуляру, все животные и люди должны быть одеты по форме и прибыть в указанное время для формирования праздничной колонны.

Предписание доставили на дом Авдеичу велокурьером. В это время председатель вместе с Женькой и студентами обсуждал перспективы продления карантина. Чтобы продраться сквозь канцелярский язык и понять суть директивы, Авдеич несколько раз вслух прочитал предписание. Потом бросил бумагу на стол и загрустил.

Женька взял со стола разнарядку и тоже попытался понять суть вышестоящих указаний.

– Что значит «лошади с телегами, одетые по форме»? – недоуменно спросил Женя.

Этот вопрос мог поставить в тупик любого здравомыслящего человека, только не студентов, которые с помощью травы и самогона меняли сознание и пространственно-временной континуум в любую сторону.

– Лошадь, к примеру, должна быть майором, а телега тогда – капитаном, – стал объяснять НЮРА. – Главное не перепутать! Лошадь стоит впереди телеги, значит лошадь старше по званию.

– Что ты несешь! – возмутился Женька, который употреблял только самогон, меняющий сознание, но не влияющий на континуум. – Как телега может быть капитаном?

– Да какая разница! – стал объяснять НЮРА. – Телега, подвода, воз или арба – главное шилдик правильный повесить, табличку прикрепить… обозначить предмет. Возьми, к примеру, очко в сортире Авдеича на огороде. Кажется, это всего лишь обосранная дырка в доске. А повесь эту дырявую доску в какой-нибудь галерее – что это будет?

– И табличку прикрепи: «Глаз Вселенной. Трансцендентальное окно медитации Канта», – вмешался в разговор КЛАВА. – Меня это всегда забирает. Когда сидишь на карачках, смотришь голой жопой в бесконечность…, как бы медитируешь над пропастью. И вот – это уже не отхожее место, а настоящие врата… С одной стороны видишь в щель огород, куры землю клюют, Авдеич баню топит, а с другой – черная дыра, сгусток энтропии, глубокий провал. Один шаг – и ты на другой стороне! Миг – и нет тебя, только бульки пошли.

На этих словах председатель словно очнулся:

– Как говорят в народе – капец усяму, хавайся у бульбу!

Тут Женя понял, что разговор ушел в какую-то нелепую сторону.

– Хорошо, хорошо, – согласился он. – Пусть будет цирк на дроте. Повесим на телегу погоны капитана, а лошади – майора. А куда повесим? На какую сторону, на филей, на задницу?

Все снова задумались. Как обычно, когда предстояло решить сложную задачу, где больше одной переменной, Авдеич достал телефон, положил на стол и ткнул в кнопку быстрого набора.

– Чего тебе? – пробурчала трубка недовольным голосом Тихоновны.

– Тихоновна, так нам парад предписали посетить – директива из города пришла… нужно это… принять участие. Вот сидим тут кумекаем, куда лошади погоны цеплять, на зад или перед? – радостно сообщил Авдеич, подмигивая собутыльникам.

Длительное молчание значило, что вопрос озадачил заместителя председателя колхоза. Наконец она пришла в себя.

– На лоб себе прицепи, старый кобель! – мягко разъяснила Тихоновна.

Этот ответ удивил председателя своей прямотой и ясностью. Он не привык так быстро и без сомнений решать серьезные вопросы, хотя был старым руководителем с большим опытом. Это в советское время райком партии предписывал, что ему сеять и когда убирать. Теперь же Авдеичу приходилось решать самостоятельно, ориентируясь на смутные прогнозы погоды, малопонятное бормотание агронома, народные приметы и предсказания. Сомнения всегда сопутствовали процессу. Председатель не доверял безапелляционным суждениям. Он переспросил по инерции:

– А шофера куда сажать, на коня или в телегу?

– На сраку яго пасади! – объявила Тихоновна и бросила трубку.

Из этого диалога друзья поняли, что сам вопрос о погонах не вызывает особого отторжения. Они принялись обсуждать детали оформления праздничной колонны колхоза. Быстро придумали, что конюх и агроном в телогрейках и обвислых шапках-ушанках будут представлять партизан.

Покопавшись в глубине шкафа, Авдеич вытащил выцветшую плащ-палатку, в которой когда-то ходил на рыбалку. В таком виде председатель мог сойти за маршала Жукова, как его изображают в кино. Студенты согласились ехать в телеге, облачившись в противогазы и костюмы химической защиты, имитируя защитников родины.

Женька тоже увлекся этой игрой. Он нашел в гардеробе Авдеича куртку из кожзаменителя и такую же кепку и решился стать комиссаром. Мало что комиссар – герой предыдущей войны, реконструкция предполагает натяжки исторических сюжетов.

Подобрав форму одежды, друзья решили отрепетировать шествие. Переодевшись в карнавальные костюмы, они отправились на ферму искать конюха, агронома и лошадь.

Конюхом в колхозе служил неказистый мужичок, которого все звали Яковом. Ходил он круглый год в резиновых сапогах, ватнике и старом треухе набекрень. Отказавшись участвовать в битве за урожай, Яша большую часть времени проводил с удочкой на рыбалке. Поймав пару плоток, Яша шел на конюшню, жарил рыбу, закусывал, а потом спал целый день в собственном стойле до следующей рыбалки.





Конец ознакомительного фрагмента. Получить полную версию книги.


Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/aleks-kozhin-30686376/navoz-kak-sredstvo-ot-prostudy-hroniki-pandemii/) на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.



Если текст книги отсутствует, перейдите по ссылке

Возможные причины отсутствия книги:
1. Книга снята с продаж по просьбе правообладателя
2. Книга ещё не поступила в продажу и пока недоступна для чтения